Читать онлайн Вячеслав Нескоромных - Сны командора

«Он был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову, более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания и вовсе не имевший ни терпения, ни способности достигать великих и отдаленных видов…»

Адмирал Василий Головнин

«…Резанова можно назвать самым большим негодяем, который появился в этом мире!»

Георг Ландсдорф

«…мне пришлось пережить много грустных дней из-за его (Резанова – прим. автора) ненависти, бесчисленных обманов, ругани, а также несправедливого и деспотичного контроля. Он злоупотреблял своей властью и доверием монарха»

Вильгельм Телезиус

Нескоромных Вячеслав Васильевич родился в Сибири, на Алтае в 1958 году.

Детство и юность прошли на Камчатке, учился и работал в Иркутске и Красноярске, знаком со многими местами дальневосточного региона России.

В настоящий момент доктор технических наук, профессор, член общественных научных Академий естественных наук, наук о природе и обществе, заведующий кафедрой Сибирского Федерального университета и автор ряда учебников, научных работ и изобретений в области технологий бурения и методологии инженерного творчества.

Интерес к истории и литературе привели в область литературного творчества. Предлагаемая книга является одной из последних работ в череде историй освоения российского Дальнего Востока.

Член Российского союза писателей, Лауреат и дипломант Международных литературных конкурсов, конкурсов на лучшую научную книгу.

История появления этой повести берет свое начало от ярких эмоций и впечатлений, полученных от восприятия выдающегося романтического литературно-музыкального произведения – рок-оперы композитора Алексея Рыбникова на стихи Андрея Вознесенского «Юнона и Авось», блистательно поставленной на сцене «Ленкома» Марком Захаровым почти сорок лет назад. Этот спектакль, сменив уже не однажды актерский состав, по-прежнему чрезвычайно успешен, а мелодии и слова из этого замечательного произведения стали воистину гимном любви.

В основе книги необыкновенные по силе чувства юной знатной испанки Кончиты, проживающей в крепости Сан-Франциско, и отважного мореплавателя, русского графа Николая Резанова.

Как всякая история о великой любви, эта повесть полна драматичных мгновений и рассказывает о могучей силе истинного чувства: яркая, как вспышка молнии, разгоревшаяся любовь; трагизм мимолетного обжигающего чувства общения и быстрого, на пике эмоций, расставания; опасный и долгий путь через океан; фатальная гибель героя и бесконечное, длиною в жизнь, ожидание любимого.

История о силе и драматизме любви вполне сопоставима с таким великим произведением, как драма В. Шекспира «Ромео и Джульетта».

Но что-то не выстраивалось до конца в этой истории по логике исторического изложения: какие-то разного типа кривотолки пробивались через романтический туман. Стало известно, что графом Резанов не был, характером отличался не героическим, а скорее склочным, а вела его по жизни звезда удачливого авантюриста. Камергер Резанов легко строил воздушные замки, мало вкладываясь в их фундаментальную основу, заимствовал или просто присваивал результаты деятельности других и любил «строчить» то письма с жалобами, то записки, в которых отчаянно лукавил, выставляя себя в лучшем, чем это было на самом деле, свете.

Другим, уже вполне индивидуальным источником повествования является интерес к истории и увиденное при посещении Знаменского женского монастыря в городе Иркутске надгробие на могиле известного российского землепроходца и купца Григория Ивановича Шелихова – русского Колумба, открывшего Америку для России.

Этому надгробию уже более двухсот лет, а, значит, и таков срок событиям, описанным в повести.

Еще один важный источник повествования – замечательный памятник, установленный в 2007 году в городе Красноярске Николаю Петровичу Резанову, который рассказал всем малосведущим, что прототипом героя легендарной рок-оперы «Юнона и Авось» был реальный человек.

Изучая материал, я узнал, что, оказывается, Николай Резанов был женат на дочери Григория Шелихова Анне, и именно этот союз стал отправной точкой всех известных событий, послуживших основой для потрясшего многих музыкально-литературного произведения.

Еще большая интрига заключается в том, что памятник командору и камергеру Резанову, как следует из распоряжения городской администрации города Красноярска, установлен в честь двухсотлетия первой российской кругосветной морской экспедиции, руководителем которой он как будто бы являлся.

Но при чем здесь Николай Резанов, который мореплавателем не был и только часть пути в данном плавании провел в качестве скорее пассажира, нежели активного участника экспедиции, руководителем которой был Иван Крузенштерн? И почему сухопутного чиновника, камергера Резанова, теперь стали называть командором и опытным дипломатом-послом?

И вот когда все эти вопросы, эпизоды и личности выстроились в один смысловой ряд, возникло желание понять и разобраться в фактах, рассказать о тех далеких событиях и тех людях, которые в этих событиях участвовали.

…На самом краю скалистого берега, у небольшой крепости Сан-Франциско, возвышаясь над морем, стояла девушка. Юная и тонкая, с длинными черными локонами, развивающимися на ветру, тонкими чертами лица, в алом теплом палантине и черном платье свободного кроя, которое трепетало под порывами ветра, облегало стройный стан и ноги…

Она молилась, сложив у груди тонкие руки и сцепив пальцы.

Ее молитвы неслись над водами Тихого океана на запад, вслед человеку, уплывшему более полугода назад.

Этот человек перевернул ее жизнь, наметил иное будущее, с ним она стала женщиной.

Он показал ей иные перспективы в далекой снежной стране с красивым названием Россия. В этом имени – Россия – ей слышалось величие бескрайней державы, сияние рассвета и одновременно мягкого заката, ибо, когда солнце восходит на западных рубежах России, на востоке оно уже в закате.

А еще он говорил о Санкт-Петербурге, сверкающих снегах, замерзающих реках и прудах, об ослепительных залах дворцов, блестящих шумных балах и маскарадах, о санках, летящих по снежной дороге в вихре ледяной крупы, запряженных тройкой лошадей, дорожных бубенцах, силе, лихости местных мужчин, светлой красоте русских женщин.

Николай во время прогулок увлеченно рассказывал о жизни в России под колокольный звон, о летящих в небе ярких сверкающих куполах в форме луковицы, на которых никогда не задерживается снег, о купании в проруби в крещенские морозы, Пасхе и таких забавных куличах, о снежной бабе с носом из морковки. Николай забавно рассказывал о торжестве Масленицы и взятии штурмом снежного города, кулачных боях, о невероятно горячих, обжигающих пальцы на холоде блинах и проводах зимы, о шубах до пола, в которых зимней стужей жарко, как на печи, о величии Российского Императора, с которым он не только знаком, но и вполне дружен.

А далее в его рассказах простиралась Европа с ее бесчисленными городами и королевскими приемами…

И где-то там, у другого моря, была Испания – страна, которую покинул её отец и многие ныне живущие здесь, на новом континенте, в этом благословенном месте, где тепло и удобно… но так порой скучно, однообразно и мало надежд на какое-либо яркое событие и иную перспективу. А когда ты так молода и полна сил и надеж, жаждешь новых впечатлений, то манит все, что спрятано за морем и горизонтом, хочется жить ярко и свободно, отбросив ограничения патриархального уклада.

Этот неизведанный, сложный и огромный мир воспринимался теперь как в младые совсем годы бабушкин сундук, в котором так мало по-настоящему нужных ребенку, но столько увлекательных вещиц.

И теперь в этот февральский день, как и в любой иной ранее, она пришла на эту величественную скалу, чтобы с попутным ветром отправить ему, такому взрослому и серьезному человеку, свой привет, свою надежду на то, что все свершится, как было задумано и решено между ними. И чтобы он, такой необыкновенный, решительный и сильный, благополучно миновав неисчислимые пространства и сроки, снова был здесь, рядом с ней.

– Кончита! – раздалось рядом, и на тропе возникла фигура женщины, в которой угадывалась служанка.

– Матушка послала за тобой. Пойдем, милая, тебя ждут, – продолжила женщина и, приобняв девушку за хрупкие плечи, увлекла за собой.

А на другом берегу, на самом краю Севера Америки, у темной скалы, у заледенелого в эту февральскую пору берега, у русской крепости, стонала в отчаянии другая, совсем еще девочка. Обессиленная, она сидела на земле у скалы и чертила на песке странные и сложные знаки, поднимая изредка к небу заплаканные темные, слегка раскосые глаза, отчаянно шептала одной только ей понятные слова-заклинания.

Она вспоминала, как ее подобрал в разоренном колонистами поселке бородатый и, как ей показалось, огромный человек в меховой куртке с ружьем. Она укусила его за руку, а он сказал, усмехнувшись:

– Ах, сукина дочь! – и, обхватив вокруг талии, легко отнес в баркас.

Потом она оказалась в доме, в крепости на берегу залива, где, дичась, долго не могла прийти в себя, но наконец приобщилась к ходу жизни, стала помогать по хозяйству, с интересом крутиться возле зеркала.

Слоун поселил в своем доме Александр Баранов, управляющий делами компании на берегах Русской Америки. В доме пленницу не обижали, а хозяин все посмеивался, глядя на нее, нарядив в холщовую рубаху до пят и легкие кожаные туфли. Она подпоясалась своим кожаным ремешком колошанки и теперь бегала по дому быстро-быстро, успевая собрать все разбросанное на своем пути и одновременно опрокинуть то ведро, то посуду на столе. Это вызывало смех Баранова, и он, веселясь, баловал девушку, одаривая незатейливыми вещицами. Она привыкла жить в доме и была вполне довольна.

Она вспомнила, как в ее девичьей жизни появился он, прибывший на корабле – высокий, взрослый и строгий мужчина. Она пробегала мимо, когда он впервые пришел к Баранову, и оказалась в его руках. Он смеялся, держал ее за плечи и глянул вдруг пристально прямо в глаза, и она вдруг поняла своим женским чутьем, что будет дальше.

Поговорив с Барановым, он забрал ее к себе в дом, где она впервые узнала силу и тяжесть мужчины. Ей было и больно, и страшно, в ней родились томительное ожидание какой-то невзгоды и в то же время ощущение растущего счастья, которое вот-вот позволит дышать легко, свободно и радостно. Но счастье не наступало, ласки были кратковременны и то правда, ведь они даже не могли говорить, о чем-либо, – слов было так мало общих.

– Слоун! Слоун! – звал он ее порой, и она бежала ему навстречу, стыдливо утыкалась лицом в его грудь, сияя от радости. Подобно верной собачке, она встречала его у порога, потупив глаза, ожидая теплого привета и ласки, помогала снять сапоги. И он был добр к ней. Она жила в тепле и была сыта. Он обнимал ее холодными ночами и утолял своё сладострастие. Она так привыкла к нему, что, когда он уплыл на своем корабле надолго, она ждала его на скале, глядя в сторону моря, – туда, где скрылось с глаз его судно.

И, о чудо! Она дождалась его.

Она кинулась ему навстречу прямо там, у причала.

Она ошиблась. Ему не нужен был этот ее порыв. Он прошел мимо, не окинув Слоун даже взглядом. А потом, побыв с ней совсем недолго, он снова взошел на корабль и уплыл, и хотя он не говорил с ней об этом, она знала – надолго, а вскоре почувствовала – навсегда.