– Ой, – заторопилась им вслед Малинова, – проходите на кухню, а то у меня в комнатах не убрано…
В кухне было просторно и спокойно. Окна игриво поблескивали разноцветными воланчиками симпатичных занавесочек из органзы. На плите в небольшой пузатой кастрюльке что-то кипело, видимо, хозяйка перед их приходом планировала пообедать. Стены были сплошь увешены всевозможными тарелочками, ложками и кашпо с искусственными цветами. На овальном небольшом деревянном столике красовалась расшитая аляповатыми цветами льняная скатерть. Солонка, перечница и держатель салфеток в виде белых грибов придавали уют этому островку девичьего одиночества. То, что Марина проживала одна, Яна поняла по отсутствию мужской обуви и верхней одежды в коридоре.
Немного успокоившись, Быстрова, «вошедшая в роль», так внезапно навязанную ей Маргошей, медленно опустилась на небольшой низенький диванчик, обшитый гобеленовой тканью с цветами, и сложила руки на животе (она видела в кино, что так поступают беременные героини, и теперь старалась «держать марку», решив про себя, что после задаст Пучковой трепку за самоуправство).
– Хотите чаю? – предложила хозяйка квартиры, нажимая кнопку электрического чайника.
– Ой, вы так любезны, Марина, спасибо вам, – заворковала Маргоша и добавила почему-то полушепотом, – а где у вас тут «ручки помыть можно»?
– Вон дверь, там совмещенный санузел, – довольно прохладным тоном ответила девушка.
Маргоша со словами суетливой благодарности исчезла из поля зрения. Яна запаниковала. Она совершенно не представляла, о чем говорить с этой неприветливой девушкой в том положении, в какое поставила ее Маргоша. Поэтому она решила прикрыть глаза и сделать вид, что собирается с силами.
– Вам какой чай? Цветочный? Черный? А может, зеленого заварить?
– Да, да, если можно, то зеленый, – все еще извиняющимся тоном произнесла Яна. – Вы уж, простите нас, Марина, но такого кошмара я не видела ни разу… Вот и реакция организма…
– Слабый организм у вас какой для оперативника-то, – недоверчиво процедила Малинова, но в голосе ее уже не чувствовалось напряженности. И Быстрова расслабилась.
– Да как-то не приходилось раньше нарываться на такое… Да еще беременность… Скажите, Марин, вы, наверное, сильно испугались, когда увидели Марата Аркадьевича в таком виде?
Девушка, отвернувшись, наливала в это время чай в изящную фарфоровую чашечку с изображением каких-то пасторальных фигурок. Но по напряженной спине ее Яна догадалась, что вопрос застал Марину врасплох. Наконец, после неловкого молчания, та ответила:
– Ну, а вы-то как думаете? Я все-таки не патологоанатом… Да и Марата Аркадьевича с самого детства знаю… Конечно, испугалась… Да я так заорала, что аж стекла зазвенели на окнах… А потом сразу же бежать… Я ведь полицию-то из дома уже вызвала, – она аккуратно поставила чашку с ароматным чаем перед Яной и села напротив, на круглый стульчик.
Марина сидела спиной к коридору и не увидела, как Маргоша, дико вращая глазами, показывает приложенными к щеке ладошками, что Яне следует попроситься полежать.
– Ой, Марина, – театральным жестом Яна схватилась за голову, – что-то закружилось все… Мама… Ой, я, кажется, сейчас упаду…, – слабым голосом пролепетала она, мысленно планируя убить Пучкову по окончании спектакля.
– Ой, Яночка, что с тобой? – кинулась откуда ни возьмись Маргоша и засуетилась, – Марина, где у вас можно положить ее? Видите, она сейчас сознание потеряет… У беременных это каждый божий день случается. Да помогите же мне скорее!
