— Странно, ведь весь Олимп только и кричал о любви. Бесконечные любовные истории.
Аид хмыкает:
— О любви не кричат, Весна моя. О ней шепчут на ушко, — он наклоняется к моему уху и щекочет его горячим дыханием, — о том, как кто-то маленький и очень сладкий совершенен, о том, что нет никого лучше в целой Вселенной.
Слова сопровождаются поцелуями, а его чуткие сильные пальцы скользят вдоль моего позвоночника. Я млею и таю.
— Любовь — это таинство, — произносит он, слегка прикусывая мочку и посылая по телу рой сладких мурашек, — только для двоих. Те, кто выставляет чувства напоказ, никогда не любили. Знаешь, адепты Единого придумали для таких очень мудрое определение — фарисеи. Только этому — лицемерить — люди научились задолго до прихода Единого. От наших…
Мне очень трудно воспринимать информацию, плавясь в его объятиях. У Аида такая изощрённая пытка — ласкать меня и рассказывать при этом нечто важное.
А он прокладывает дорожку поцелуев — от ушка к ключице. Прикрываю глаза и склоняю голову, подставляясь под ласки.
Аид продолжает:
— …Они-то и пустили слух о том, что любовь — это слабость. Чтобы люди боялись любви, боялись казаться слабыми. Но на самом деле любовь — это великая сила, равной которой просто нет. Любовь — упорядоченный Хаос, из него рождаются миры. Тебе ли не знать этого, Весна моя? Ты же смогла заставить цветы расти под землёй. Не будь в сердце Прометея любви, выдержал бы он тысячелетия мук на скале?
Я пытаюсь собрать расплывшиеся в кисель мысли и говорю:
— То есть Гермесу нужна Афродита…
— …чтобы создать красивую сказку о любви для смертных. Очередную иллюзию. Потому что если этого чувства нет в сердце самой Богини Любви, то разве смогут они поведать людям о нём настоящем?
— Что же нам делать теперь? — бормочу, зарываясь в его объятия от дурных мыслей, что роятся сейчас в голове.
— Играть. Делать вид, что мы ничего не знаем и не подозреваем. А когда они расслабятся, поверив, нанести решающий удар.
Киваю: умно. Впрочем, как всегда у моего стратега.
— Во что будем играть?
— Кажется, Афина и Тей хотели свадьбу.
— Вечер, — поправляю я.
— Пусть вечер. Сделай им.
— Я же не Гименей[12], я флорист.
— Найди Гименея. Пусть думают, что мы заняты пустяками.
— Разве это не будет пиром во время чумы?
— А он нам как раз и нужен: запутать, замордовать, увести… Стигийских подключим. Они умеют.
И я крепче прижимаюсь к мужу, потому что меня обдаёт прохладным дыханием туман.
«Эй, — говорит он, — беги, прячься, рвись. Тебе всё равно не уйти. А если ты остановишься — я разобью твоё сердце. Как ты будешь бегать тогда?»
И смеётся — холодно и противно.
Туман на шаг впереди нас. Он умеет заставить даже богов поверить в иллюзию.
Но у нас есть оружие — любовь. Она — тот острый нож, что порежет студень тумана на куски.
________________________
[1] В греческой мифологии олицетворение вечного мрака, а также первотуман.
[2] В древнегреческой мифологии бог насмешки, злословия, критики. Сын Нюкты и Эреба, брат Гипноса.
[3]Гефест (Hephaistos) – бог огня и металлических изделий, покровитель кузнечного ремесла, сын Зевса и Геры, а по некоторым мифам – сын одной Геры (поэтому называется Apator, т. е. не имеющий отца). Гефест родился хилым и хроменьким. В гневе сбросила его Гера в океан, но морские богини Фетида и Эвринома подхватили несчастного, перенесли в глубокий грот и выходили. Гефест вырос отличным мастером, и сделал много нужных вещей для богов. А ещё – женился на самой красивой богине Олимпа Афродите.
