Читать онлайн Яло Астахова, Яся Белая - Одержимый ею

1. Глава 1

ИНГА

—  Братец, что же ты меня на свадьбу не пригласил? Не по-родственному как-то. Тем более, тут такое шоу.

Насмешливый голос сочится ядом. От его вибраций продирает холодом по позвоночнику. Оборачиваюсь и замираю, пойманная в плен льдисто-серых глаз. Губы мужчины кривятся в презрительной ухмылке.

Он демонстративно усаживается верхом на стул и уставляется на меня.

Я знаю этого человека. Хотя человека ли? Монстра-оборотня. Днём он меценат и благотворитель, который жертвует тысячи долларов галереям искусств. А под покровом ночи — криминальный авторитет.

Передо мной сидит сейчас «теневой» король Валерий Пахомов.

Ему ничего не стоит унизить и растоптать человека. Просто играючи. Указать твоё место. И противопоставить ему нечего.

Меня начинает трясти.

Зачем он здесь? Почему назвал моего Артёма братом?

—  Ну так что, младшенький, представишь своей жёнушке её деверя? Или мне самому?

Артём мотает головой.

Трудно говорить, когда рот заклеен скотчем. Мне до боли жаль Тёмку. С ним не церемонились — отпинали, шарахнули по голове, а вот теперь привязали к стулу. Дорогой костюм разорван, идеальная причёска испорчена, в глазах стоят слёзы.

Но мне стоит подумать о себе — ведь сейчас меня грубо держит за руку бритоголовый верзила, похожий на гору.

А Тёма — любимый, милый и озорной — сказал пару минут назад страшные слова:

— Вот, заберите её! Она ещё невинна! За неё много дадут на подпольном аукционе. Этого хватит покрыть долги!

Я не верила. Хлопала глазами, ловила ртом воздух, и… не верила…

Это мой Артём?! Который несколько часов назад сказал вместе со мной «да» в ЗАГСе? Тёмка, который помогал мне выбрать самое красивое платье в самом дорогом салоне? Любимый, который подарил мне просто сказочную свадьбу?..

Он собирается отдать меня каким-то ублюдкам, чтобы те продали меня? Как рабыню? Как куклу?

Этого не может быть….

Но в голове билось: долги! невинна! подпольный аукцион!

А тут ещё Пахомов!  Для полного счастья.

Нагло лыбясь и пялясь на меня — не на лицо, на грудь! — он заявляет:

— Если собственный брат меня игнорирует, так может вы, Инга Юрьевна, представитесь?

Вскидываю голову — боров, что держит меня за локоть, зыркает на меня зло и косится на дверь.

Те двое, что прессовали Тёмку, тоже сейчас замерли истуканами.

Похоже, Пахомов производит на всех неизгладимое впечатление. Как и на Октябрину Власовну, моего директора из галереи искусств. Бежала за ним до самой двери и всё благодарила. А ведь подумаешь, благодетель? Всего-то несколько тысяч долларов пожертвовал. Да у него на карманные расходы в день больше улетает!

— Знакомы вроде, — фыркаю я, хотя внутри всю трясёт.

До сих пор вспомню его ехидное: «Октябрина Власовна, зачем вы держите сотрудников, для которых Мане и Моне — один и тот же человек?» Мне тогда знатно влетело, чуть не уволили. А уж позору было! Ну подумаешь — импрессионисты никогда не были моей сильной стороной и моими фаворитами. Да, я считала, что это один и тот же человек, только его фамилию каждый раз пишут по-разному. И как именно правильно — уже никто и не помнит. Но зачем же унижать и выпячивать, какой ты умный? Наверняка, он учился в лучшем вузе страны, а я окончила провинциальный институт культуры. Заочно. Так сложились обстоятельства. Зато я отлично разбираюсь в эпохе Ренессанса и творчестве прерафаэлитов.

Злюсь и фыркаю:

— Артём не говорил, что у него есть брат. Тем более — такой.

— Какой? — уточняет Пахомов, равнодушно рассматривая свои идеально отполированные ногти.

— Вы.

— Ах он скромник! — исходится ядом этот гад. — Не любит хвастаться. — Ребята, — он даёт знак «людям в чёрном», что замерли у дверей, — забирайте моих родственников. Дальше свадьба продолжится в тесном семейном кругу.

— Эй, Пахом, ты ничё не попутал? — отмирает, наконец, верзила, что держит меня.

— Что ты, Сеня, я никогда ничего не путаю. Особенно, если это касается моей семьи.

Слово «семьи» он выделяет особо — хищным рычанием. Сопровождая таким взглядом, что бритоголовый тут же отпускает мой локоть.

Наконец-то, хотя синячище точно здоровенный останется!

— Твой брат многим задолжал — и Баграту, и Князю, и Лютому. Они так просто это не оставят.  К тому же, он сам отдал нам девку.

Пахомов чуть наклоняет голову, будто разминает шею.

— Понимаешь, Сеня, тут такое дело, — говорит Пахомов медленно, с расстановкой, будто смакуя каждое слово, — он не тебе задолжал. А с Багратом, Князем и Лютым я разберусь сам. А мой брат — ошибся. Эта женщина — не девка, а уже, — взгляд на брендовые часы, — пять часов как его законная жена. А в нашей семье жёнами за долги не рассчитываются, правда, братик?

Артём то кивает, то отрицательно машет головой. Глаза у него вот-вот вылезут из орбит.

И он становится мне неприятен.

Боже, как я могла целовать этого слизняка и мечтать о близости с ним?

Пахомов встаёт — и я сразу сжимаюсь, даже давлю порыв нырнуть за бритоголового: какой он всё-таки огромный. Даже этот Сеня на его фоне кажется щенком.

— Иди, Сеня, не парься, — говорит Пахомов, — я скажу твоим нанимателям, что ты честно отработал.

Бритоголовый кивает, даёт знак своим, и они спешно уходят.

Двое «людей в чёрном» подходят ко мне и становятся по обе стороны. Конвоиры, догадываюсь я.

А ещё двое и сам Пахомов идут к Тёме.

Бесцеремонно сдирают с того скотч, и зал ресторана — изрядно разгромленный, практически уничтоженный — оглашает вопль:

— Валера! Сука! Садист!

Пахомов хватает его за волосы и выворачивает шею — такой громила и сломать может. Что ему стоит?

— За суку ответишь, садиста — увидишь. И как умудрился в такое дерьмо влезть — подробно объяснишь. — Слова Пахомов чеканит, будто выплёвывает и, повернувшись, командует своим подельникам: — В машину их, живо.

Нас с Тёмой тащат коридорами, через кухню ресторана — кругом пустота и разор, но хорошо, хоть трупов не видно, — и запихивают в громадный джип. Их целых пять припарковано на заднем дворе.

И меня и Артёма заталкивают в одну из машин на заднее сиденье.

Между нами и охраной Пахомова — стекло. Мы с Артёмом в относительной безопасности. И уж точно неслышимы для тех, кто впереди.

Тёма ноёт:

— Не радуйся, дура. Мой брат хуже, чем ты можешь себе представить. Настоящее чудовище!

Я только хмыкаю: догадываюсь.

— Почему ты мне вообще не сказал, что у тебя есть брат? —  шиплю вслух.

— Не считаю это отродье своим братом! — кривит он разбитые губы. — Его батя по пьяной лавочке заделал со шлюхой из борделя. А та, кукушка, потом его нам подсунула. Ну как подсунула… В приют сдала…А отец забрал и в наш дом притащил. Но так и не усыновил его. Видишь, у нас даже фамилии разные.

Ну да, Крачков и Пахомов. У меня и подозрений не зародилось. Но они — определённо похожи: тёмно-русые волосы, светлые глаза, очертание губ. Особенно сходство было заметно сегодня, когда братья оказались рядом.

Правда, вряд ли у Артёма когда-то будет такое надменное выражение лица, как у брата. Да и черты не станут такими резкими, почти отталкивающими. Хотя, надо признать, Пахомов красив. И холоден, как айсберг, при этом. О такую красоту можно порезаться.

Так, куда-то не туда мысли меня понесли.

Трясу головой, отгоняя их. Уложенные локоны бьют меня по щекам. С них сыплются цветы, которыми мои волосы украшали сегодня самые искусные стилисты.

Артём же ехидно лыбится и говорит:

— Запал он на тебя! Так что держись, Инга.

— Кто куда запал?.. — непонимающе хлопаю ресницами.

— Да Валерка на тебя. Как галерею вашу посетил — так ему башню и снесло. — Муж неприятно хмыкает. — Я же на тебе женился, чтобы его позлить. А ты думала по любви?

Вот же гад! Меня, конечно, несколько смущал нас скоропалительный роман. Но всякое в жизни случается — любовь с первого взгляда, предложение на третий день, свадьба через две недели знакомства. Я уже много лет жила в мире романтических историй, запечатлённых на великих полотнах. И в свои двадцать два по-прежнему верила в чудеса.

— А зачем на аукцион отдавал? — спрашиваю, холодея внутри.

— Ну, во-первых, я реально кучу бабла должен крутым браткам. А во-вторых… хотелось посмотреть, как братишка покрутится, тебя выкупая… Какими принципами поступится…Ненавижу его! Корона должна была быть моей!

И мне больше всего сейчас хочется отключиться, выпасть из этой реальности, провалиться в другое измерение. Никогда я не мечтала стать яблоком раздора между наследниками мафиозного клана.

ВАЛЕРИЙ

Она в свадебном платье… Это — сладостное виденье, нереальная грёза, дьявольское наваждение. Такая красивая, тонкая, воздушная. Сказочная принцесса, фарфоровая куколка, хрупкая драгоценность.

Моё наказание за все грехи, что я совершил.

Но платье испачкано, локоны растрёпаны, в глазах испуг. В невозможных, на хер, редких, единственных на миллион фиалковых, на хер, глазах.  

И это бесит!

Она не должна бояться, никогда. Её страх слишком колкий, режется и жжётся.

Больше всего мне хочется схватить её на руки и унести отсюда. Чтобы ужас и грязь больше не касались мой драгоценной девочки. Да, Пахом, совсем ты плох, еще серенады начни слагать!

Но я, мать его, не имею права.

Она  — жена брата. Я — коронованный авторитет.

Поэтому циничную сволочь придётся включить на полную. Это я умею. Она знает.

Несу какую-то пургу про брата, семью, выуживаю подробности шоу, на которое меня забыли пригласить.

Вот же мелкая гнида!

Девочку на аукцион!

Грязный урод!

За свои долги!

Хорошо, что отец отдал душу дьяволу раньше, чем узнал, как низко опустился его любимый сын.

Значит, буду разруливать ситуацию, как выгодно мне. В конце концов, я теперь старший.  

Быстро разбираюсь с Сеней и командую сажать в машину брата и его жену.

Сам сажусь в другую.

Нужно трезво подумать и чуть-чуть остудить голову. Потому, как только вижу эту девицу — крышу сносит напрочь.

И так с первой минуты, как увидел её в той грёбанной галерее.

Как оказалось, благотворительность прилагалась к короне. Отец мне это популярно объяснил. В глазах общества нужно быть хорошим, почти примерным. Попадать в прессу не с криминальной хроникой, а с «добрыми» делами.

Да уж, мы тут все — добрые феи. На рожи глянешь — сомнений никаких. Но положение обязывало.

И пока папаша, сбагрив мне корону, шлялся по борделям и казино, я вынужден был посещать выставки, спектакли и прочею поебень. Полагаю, это была такая изощрённая форма наказания. Отец знал, как я не выношу тупиц. Особенно, когда они пытаются что-то из себя строить, а среди работников культуры полно пустоголовых позёров.

Две недели назад я притащился на выставку импрессионизма в галерею искусств и… завис. Девчонка, что открывала выставку, сама была — произведением искусства: миниатюрная, тоненькая, фарфорово-белая, как Олимпия Мане[1]. А глаза… Кажется, цвет называют фиалковым. Его и взмаха длиннющих ресниц мне хватило, чтобы пропасть.

Но при этом…девчонка лажала! И это несоответствие внешней красоты и внутренней глупости вымораживало до лютого бешенства. Наверное, все зачёты и экзамены в институте получала за минет. Иначе как объяснить, что она на полном серьёзе заливала посетителям, что Мане и Моне — один и тот же человек? Просто в одном случае его фамилию пишут так, в другом — так.

Что, на хер?

Но, похоже, никто вообще фишку не сёк. Толстосумы и их спутницы «на лабутенах» и в ботоксе, не то, что Мане от Моне не отличали, но и Ван Гога от Дали. Для этой публики Мане, равно как и Моне — просто «малюющий» Моня с Соборки в Одессе. Такая категория населения ходит на такие мероприятия только чтобы выгулять нового папика или новую девицу.