– Боялась? Нет. Любила, по—своему. Как все мы когда—то кого—то.
В этот момент молодой журналист с небрежной причёской и любопытным взглядом обратился к Рикошетникову:
– Простите, Вениамин Степанович, у меня вопрос, возможно, дилетантский. Вы говорите, что теперь буквально можно видеть сны любого человека как обычный фильм. А реально ли использовать эти сны, например, в рекламе? Чтоб человек увидел товар во сне и проснулся с уверенностью, что ему это нужно?
Вениамин слегка повернулся, поднял руку и ответил с улыбкой, даже не дожидаясь, пока вопрос будет повторён полностью:
– Прекрасный вопрос! Давайте пофантазируем. Представьте, во сне человеку показывают зубную пасту. Он просыпается, бежит в магазин и скупает её к восторгу рекламщиков. Но есть проблема: на следующий день ему снится человек, от которого у него начинают шататься зубы. Кто тогда возьмёт ответственность?
По столу прокатился смех – лёгкий и живой. Даже официант в углу позволил себе лёгкую улыбку.
– Или, допустим, – продолжил профессор, – мы покажем зрителю холодильник. Он его купит, но позже обнаружит, что точно такой же холодильник приснился жене, соседке и бухгалтеру. И вдруг они понимают, что давно живут одним сном. Как тогда быть с авторским правом?
Смех стал громче, кто—то захлопал, кто—то весело крикнул «Браво!». Вениамин улыбнулся, кивнул и пригубил из бокала – скорее для жеста, чем для удовольствия.
Софья тоже улыбнулась – почти рассеянно. Её взгляд медленно скользнул по залу, задержавшись на свечах, затем на лице Родиона, наконец, на Павле. Их глаза встретились на секунду, и она тут же отвела взгляд.
Профессор слегка наклонился к ней и тихо, едва слышно спросил:
– Ты сегодня придёшь?
Софья не ответила сразу. Повернула голову чуть в сторону, сохранив безмятежное выражение лица. Её ответ прозвучал тихо, но ясно:
– У меня с самого утра слабость. Голова раскалывается. Не думаю, что получится.
Профессор не сказал ни слова, лишь едва заметно кивнул. Остался сидеть в той же позе, с тем же выражением лица – внимательным, слегка задумчивым и отстранённым.
Над залом повисла странная тишина. Не оглушительная, не абсолютная, а скорее та, что проскальзывает между фразами, шутками, скрипом вилок и отзвуками музыки. Каждый продолжал делать вид, что всё в порядке.
Когда на стол поставили десерт – мусс из чёрного шоколада с вишнёвым соусом и мятной пудрой – из динамиков зазвучала медленная, тягучая мелодия. Не вальс и не танго – нечто неопределённое, но достаточное, чтобы тела сами потянулись к движению. Первыми встали супруги средних лет, за ними последовали молодые сотрудники лаборатории, затем редакторша с одним из технических специалистов. Танец начался естественно и непринуждённо.
Вениамин неторопливо поднялся из—за стола, обошёл его и молча протянул руку Софье. Она не колебалась – легко встала, почти без движения платья, и двинулась за ним в центр зала. Они оказались среди других пар, но почти сразу выделились своей обособленностью.
Он вёл танец мягко, но уверенно – без лишних движений, чётко контролируя пространство. Софья двигалась плавно, словно в полусне, без всякого напряжения. Их лица сохраняли спокойствие, однако наблюдающие чувствовали в этом спокойствии чуждую дистанцию.
Павел остался за столом, даже не притворяясь заинтересованным. Он следил за их движениями напряжённым взглядом – заметил, как пальцы отца легко обвили её тонкое запястье, как естественно слились их фигуры. Его глаза остановились на лице Софьи: никакой улыбки, лишь полная сосредоточенность, словно она мысленно отсчитывала шаги.
