– Только что поговорил с Крупениной, личным секретарём профессора, – сказал он.
Анненков кивнул. Сиротин продолжил.
– Подтвердила: отношения Павла и Игоря с самого начала были сложными. Никаких открытых конфликтов – всё держалось на грани. На работе они почти не пересекались напрямую, но, когда это случалось, атмосфера становилась вязкой. Павел пытался доминировать, быть первым, активным. Игорь, наоборот, был молчаливым, собранным, незаметно присутствовал рядом. Софья держалась ровно с обоими, но по—разному. С Игорем могла молчать, сохраняя контакт. С Павлом всё время возникало напряжение, будто ей приходилось тщательно подбирать тон и слова. Это не ревность, не конкуренция – скорее оба знали, что существует что—то третье, связывающее их, и никто не мог это назвать вслух.
Анненков слушал, не меняя выражения лица. Только пальцы чуть сильнее сжали карандаш.
– Милена тоже заметила. И Оксана, скорее всего. В их реакции не было удивления – лишь подтверждение того, что все давно знали. Игорь никому ничего не доказывал, не вмешивался и не оправдывался. Он просто был рядом. Павел же ждал не признания, а выбора. Ему казалось, что раз он ближе, дольше, громче – этого достаточно. Он не понимал, почему Софья остаётся спокойной рядом с другим. Это разрушало его изнутри. Угрозу он видел не в действиях Игоря, а в том, как Софья на него смотрела. Павел считал, что право быть рядом с ней нужно заслужить, а у Игоря это право будто было изначально. Он не знал, как с этим справиться. Просто ждал. А её выбор, если он и был, прозвучал без слов, тихо и мимо Павла.
Сиротин помолчал, затем приглушённо произнёс:
– Есть одна мысль. Не хотел бы озвучивать, но она не уходит.
Анненков молча кивнул, ожидая продолжения.
– Возможно, Софья спала и с Игорем, и с профессором, – сказал Сиротин. – И Павел это чувствовал. Не знал точно, но догадывался.
Анненков не моргнул, только взгляд стал пристальнее.
– Думаешь, он знал и молчал?
– Думаю, он не хотел бы знать. А когда понял – уже не справился.
Оба некоторое время молчали. Потом Анненков сказал:
– Теперь мы ищем не того, кто любил, а того, кто не выдержал.
Он открыл папку, просмотрел список, на секунду задержав взгляд на одной фамилии, затем резко закрыл папку. Щелчок застёжки прозвучал отчётливо.
– Здесь больше нет случайных связей, – продолжил он. – Всё, что кажется случайным – ошибка или маскировка.
Анненков поднялся, прошёлся по кабинету. Шаги были глухими, ковёр на полу приглушал звук, но не скрывал его полностью. Комната приняла его движения без сопротивления.
Он подошёл к окну, приподнял край шторы и задержался на секунду. За стеклом тянулась чёрная ночь – ни света, ни движения. Только пустота, в которой ощущалось что—то ещё. В отражении он увидел своё лицо – усталое, напряжённое, неподвижное. Он отпустил штору и вернулся к столу.
– Проверь всё с самого начала, – сказал он. – Каждое слово. Кто что сказал, как сказал и в каком порядке.
Сиротин кивнул, но сразу не вышел.
– Тебе не кажется, – сказал он, – что мы ищем не убийцу, а причину?
Анненков не ответил. В этой фразе было больше, чем вопрос. Он не стал спорить, просто повторил:
– Ищем. Всё равно ищем.
Сиротин вышел, и в кабинете снова стало тихо. Бумаги на столе не шевелились, часы на стене отсчитывали время медленно, будто каждый удар был не секундой, а решением.
Анненков сидел и знал: всё, что нужно, уже перед ним. Осталось только увидеть.
