– Ледниковый период? – подсказала Яна.
– Что-то вроде, я не знаю что это за период. Короче воздух, который больше всего ратовал за то, чтобы попробовать, пострадал больше всего, изменения Внутреннего Поля докатились до наших владений. Я и еще четыре ветра поймали тебя на земле и, что называется, погасили, лишили основной силы, загнали в тело простого смертного. Впрочем, именно к этому ты стремился, – добавил он, заметив, как потемнело лицо девушки.
– И что так легко взять и лишить силы такого, вернее такую как я?! – вспыхнула Яна. Мимолетный гнев погас также стремительно как гаснет искра, взметнувшаяся ввысь и не нашедшая за что зацепиться.
– Если бы ты сопротивлялся по-настоящему, едва ли все закончилось, так как закончилось. В конце концов, у тебя осталось достаточно сил, чтобы вернуться назад и вернуть собственное могущество в полной мере, но ты этого не сделал, – равнодушно пожал плечами Кэрсо-Лас, – мне жаль, хотя сам не могу понять чего именно.
Он встал и прошелся по кабинету, останавливаясь по очереди у каждой темной панели, те вспыхивали нежно-голубым светом и тут же вновь становились непроницаемо черными, стоило ему отойти на шаг.
– Я почти забыл об этом, – признался он, возвращаясь на свое место, – Мне жаль, что ты разочаровался…
Он смотрел прямо ей в глаза, пристально и бесцельно, пока Яна не отвела взгляда, будто сложив тем самым уже обнаженный клинок.
Поединок не состоялся.
– Гаитоэрант умер, он жил очень долго для смертной розетки без тока, он не нашел то, чего искал и умер ни о чем не жалея. Но я – не он, – слова с трудом срывались с губ, оседая в воздухе почти физически ощущаемой болью, – Я – другая… я не вернусь туда, даже, если мне придется еще раз перевернуть мироздание.
Воцарилась оглушительная тишина. Никому из присутствующих не было нужды гадать блефует ли говорящий, какие цели преследует и какими мотивами руководствуется. И Кэрсо-Лас и Марина и кот Маркиз прекрасно понимали, что сказано лишь то, что сказано и значит лишь то, что услышано.
Одна из панелей вновь полыхнула голубым неоном, вдруг высветив давно минувшую трагедию.
Четыре великана в темно-синих с серебром плащах поверх серебристых доспехов с закрытым восковыми масками лицами, стоя буквально в пустоте, держат в руках концы мелкой тончайшей, но, судя по всему, прочнейшей сети, в которой запутался по человеческим меркам, безусловно, гигант, но все-таки габаритами уступающий своим пленителям. Одежда превратилась в лохмотья, черные, слипшиеся от крови волосы мешают разглядеть лицо, видны лишь горящие чудовищной смесью невероятной муки и торжества глаза. К сети подходит пятый мучитель, лицо его открыто и это лицо Кэрсо-Ласа. Он выплескивает на пленника что-то из амфороподобного сосуда, разбивает его о воздух, осколки сами собой собираются то ли в буквы, то ли в иные знаки власти, окружают сеть со всех сторон.
Кэрсо-Лас отходит в сторону, воздев руки, произносит несколько коротких похожих на выстрелы слов. С пальцев сыплются голубые молнии. Четверо остальных отпускают концы сети, как по команде расходятся на четыре стороны. Ослепительная вспышка охватывает повисшую в воздухе сеть.
Изображение дрогнуло, на секунду экран вновь стал непроницаемо черным, после чего картинка вернулась – сеть сгорела без остатка, а барахтавшийся в ней Гаитоэрант, раскинув руки, летит в пропасть.
– Мы вскоре нашли тебя в горах, убедились, что цел и бессилен и оставили тебя наедине с твоей мечтой, – будто за кадром прозвучал голос Кэрсо-Ласа.
