Отобедав, сразу вернулись в свой вагон. Михаил лёг спать, а я долго сидел у окна, провожая глазами пейзажи, проплывавшие в отдалении.
В сознании нарисовались прощальные сценки с Натальей Павловной, дорогой, любимой.
– Измайлов! – восклицала она, заламывая руки. – Это безобразие! Я едва успела привыкнуть к тебе после твоей прошлогодней поездки в Ольмаполь, будь он неладен. И вот ты снова прёшься туда. Образно говоря, опять по своей воле суёшь голову в петлю.
– Наташа, родная, меня попросил приехать полковник Лошкарин, – отвечал я. – Нам надо помочь ему, у него какая-то проблема, и, судя по всему, нешуточная. Лошкарин был командиром нашей группы спецназа на Ближнем Востоке. Мы обязаны жизнью друг другу, я – ему, он – мне, так что…
Увидев, что сказанное мною не убедило её, я продолжил:
– Ты же знаешь – полковник помог мне эмигрировать из России. Если бы не он, меня или пристрелили бы при попытке захвата, или опять посадили, причём лет на двадцать, а то и пожизненно; ты сама говорила, что меня там могло ожидать. И что, мне теперь отказать ему? Да кем бы я был после этого!
Жена ударилась в слёзы.
– Я же на восьмом месяце, – сказала она, всхлипывая и положив руки на вздымавшийся живот.
– Ну и что?
– Как я буду рожать без тебя?
– Может, я к тому времени вернусь!
– Да-а, вернёшься… О, Господи, вот несчастная-то я!
– Не плачь, милая, – говорил я, обнимая её. – В твоём положении нельзя расстраиваться. Всё будет хорошо, вот увидишь. Сколько раз мне доводилось участвовать в разных наворотах, и всегда я выходил сухим из воды.
– Когда-нибудь это «участвование» плохо кончится для тебя, и я останусь одна с тремя детьми на руках.
– Наташа, ну зачем накаркивать! – довольно жёстко проговорил я. – Это всего лишь деловая поездка, можно сказать, как раз по моему спецназовскому профилю. Полковник и люди, которые с ним будут, и я тоже, зубы проели на разных острых делах, имеющих военный оттенок. В конце концов, ты знала за кого выходишь замуж, и видела в какой суровой обстановке сходишься со мной.
– Ага, за кого выходишь! Заморочил тогда мне голову, как тут не выйти.
– Х-ха, это ещё большой вопрос, кто кому что заморочил! Ну-ка скажите, сударыня, кто спровоцировал меня на первые объятия?
Наверное, мне не надо было говорить с ней так неделикатно, но она никак не хотела примириться с моим отъездом, и это немножко ожесточало и выводило из себя.
Поезд прибыл в Ольмаполь точно по расписанию.
Было уже начало июня. Город встретил нас палящим солнцем и влажной удушливой жарой; даже в тени воздух оставался горячим. Лёгкие куртки мы сменили на светлые рубашки с короткими рукавами; попадавшийся народ волей-неволей обращал внимание на наши внушительные бицепсы и трицепсы.
Обогнули здание вокзала, прошлись по привокзальной площади, подошли к ларькам, торговавшим прохладительными напитками, мороженым и табачными изделиями. Выпили по стаканчику освежающей газировки.
– Обратили внимание? – с вопросительными интонациями произнёс Фролов.
– На что? – откликнулся Болумеев.
– На то, какие каменные, застывшие лица у здешних. Особенно у людей зрелого возраста.
– Пожалуй, да, есть такое. Наверное, из-за «необыкновенно богатой» провинциальной жизни, – Михаил рассмеялся странным горловым смехом. – Тут поневоле закаменеешь и голову повесишь. Неслучайно многие, особенно молодёжь, так и норовят бросить якорь в столицах. В итоге Москва и Петербург только и растут по численности народонаселения, а глубинка из года в год обезлюживается. Функционирование государства так «удачно» устроено, что всей его мощности при неисчислимых, богатейших в мире природных ресурсах едва хватает на развитие этих двух мегаполисов.
