Собака за моим столом - страница 11

Я ехала в Лион, куда меня пригласили поговорить о романе «Животные» вместе с двумя другими писателями, тоже авторами книг о животных.

Трехдверная «Тойота RAV4» ехала медленно. Восемнадцать лет, небольшой километраж. Чуть больше ста миль. Никаких путешествий, никакого туризма. Мы с Григом пришли пешком как раз по этой дороге четыре года назад, обнаружив большой луг посреди леса и этот дом. С нами был яркий июньский свет. А еще удача, так нам казалось.

Четыре года назад мы, прогуливаясь, набрели на Буа Бани, место, которое, казалось, и впрямь стояло на отшибе, было изгнано за пределы этого мира, подальше от всякой мерзости и злобы. Мы свернули с автострады, въехали в долину, до сих пор нам неведомую, необычной формы, странно вытянутой, скрывающей ее от посторонних взоров. Мы доехали до последней фермы. Огромные сельскохозяйственные угодья. Пастбища. Свернули на хорошо размеченную лесную дорогу, оставили машину на стоянке, дальше ехать было нельзя. Мы дошли пешком до поляны с двумя гигантскими утесами по краям в обрамлении дивной красоты смешанного леса: лиственные деревья, преимущественно дубы и каштаны, хвойные, ели и сосны, которые как раз сейчас прореживали, потому что неправдоподобно длинные стволы беспорядочно громоздились один на другой. То ли гигантская свалка, то ли строительные работы, и все залито потоком света. Итак, имелось три возможности: продолжать путь по лесной дороге, широкой, хорошо размеченной, так сказать, официальной дороге, ведущей вправо, и затем обследовать северный склон. Или пойти по дороге, отмеченной на карте цифрой пять. Пересекая поляну, она соединялась со старым трактом, оставшимся еще с римских времен, облицованным плитами, очень неудобным, петляющим, крутым, с рытвинами и выбоинами. Или можно было выбрать третью дорогу, которая уходила влево, непонятно куда, через сосновый лес с розоватыми стволами, разбросанными тут и там утесами, гигантскими папоротниками и кустами высоких злаков – молинии. Эта таинственная дорога, по которой мы, не сговариваясь, и пошли, привела к маленькому лесному кладбищу, обнесенному низкой стеной, через которую легко было перелезть, здесь мы остановились, восхищенные кладбищенской коллекцией надгробных стел, их было десятка три, не больше, идеально прямые, почти целиком спрятанные под ковром колокольчиков персиколистных, набухших лазурью, словно в воздух выпустили облако воздушных шаров, бледно-голубое, или почти белое, или небесно-голубое, или ярко-синее, целая флотилия готовых к вознесению аэростатов, уже оторвавшихся от земли, видимо, именно поэтому мы и пошли так необдуманно по этой дороге, нас несли они, эти колокольчики, до самого конца, где – вот неожиданность! – невероятный, ослепительный, идеально круглый, как миска, расстилался луг у подножия огромной серой морены, застывшей прямо у его края. Здесь остановилось обрушение. Неизвестно, угрожало ли оно или защищало Буа Бани, странное название этого места мы прочитали на табличке, прибитой гвоздями к сосне.

Но это место следовало еще найти. Пожалуй, единственное, что от него сталось, – странного вида дом. Низкий, приземистый, с деревянными рублеными стенами. Давно заброшенный. При нем имелся огород, следы которого еще можно было различить между гранитными межевыми столбами. Почему всю свою жизнь я так любила все заброшенное, особенно дома? Наткнуться на заброшенный дом – просто мечта. Сразу хотелось туда проникнуть, обследовать лестницы, комнаты, чердак. Стоя пред этим, последним, я в тот же миг представила себе стол черешневого дерева, но когда мы вошли, нам показалось, что этот стол принадлежит людям, которые хотели иметь по крайней мере одиннадцать сынов Божьих. – Почему Божьих? – Интуиция, которая позже подтвердится. Итак, стол три метра в длину. Какой странный стол для нас, никогда не живших в общине, разве что в семье. И я подумала еще о стаканах и о графине, о чем-то таком сверкающем, ну да, там были стаканы, но какие-то тусклые. А еще я представила себе чугунную плиту на трех ножках, а на ней котелок с почерневшим днищем, но на этот раз днище было черным окончательно и бесповоротно. На веки вечные. Безнадежно. И еще я представила шаткие деревянные ступеньки, но спрашивается, кто шатался: ступеньки или мы с Григом? И дверь, через которую виднелась разобранная кровать с неубранными простынями, порыжевшими от времени, еще хранившими отпечатки двух тел, но мы нашли лишь одну изъеденную крысами перину, из которой вылетали перья, стоило мне открыть рот, чтобы выдать, к примеру, ироничный комментарий по поводу унылой атмосферы, понемногу воздействующей на нас. Кому принадлежала эта соломенная шляпа? А это платье в мелкий цветочек, рассыпавшееся в пыль, когда я дотронулась до него?