Собаки и олигархи - страница 15



Израиль готовился к войне в Ираке основательно и заранее. Всем раздали противогазы и шприцы с атропином, всех научили готовить безопасные комнаты с заклеенными скотчем окнами, с запасом воды и провизией, чтобы провести там первые часы в случае химической атаки. Безопасную комнату в квартире родителей приготовили в моей комнате размером в десять квадратных метров.

Вспоминаю первую тревогу, уныло завывающую посреди ночи из рупора на электрическом столбе напротив моего окна. Отец в майке-алкоголичке, судорожно пытаясь попасть рукой в провисший рукав спортивной куртки, мать в комбинации и в домашнем халате, наброшенном поверху, пришли ко мне в комнату, оба уже в противогазах, с влажной тряпкой, чтобы подоткнуть под входную дверь. По радио из моего двухкассетного магнитофона Грюндинг – артефакта из предыдущей жизни – передавали, что «скады» упали на открытых пространствах в центре страны, человеческих жертв нет, и ни один «скад» не попал в жилые дома. Через пять минут опасность прошла, можно было выходить из комнаты, попытаться успокоить разыгравшиеся нервы и ложиться спать.

Война длилась немногим больше месяца, и вскоре мы поняли, что большой опасности попадания «скада» в Беэр-Шеву нет. В центре страны от прямого попадания «скадов» погибли трое. Много людей погибло от инфарктов и от удушья в противогазах. Всего в стране признали погибшими вследствие атак Саддама чуть более семидесяти человек. Тем не менее, опасаясь возможной попытки Саддама бомбить реактор в Димоне, мы все еще соблюдали меры предосторожности, при объявлении тревоги заходили в задраенную скотчем комнату, надевали противогазы, но все это уже превратилось в рутину. Если в первую неделю школы еще были закрыты, то со второй или с третьей недели уроки возобновились, и мы топали в школу (я на двух автобусах с пересадкой) с картонной коробкой, в которой лежал противогаз.

Однажды я возвращался домой, когда уже совсем стемнело. В скрипящем и дребезжащем автобусе были только я и водитель. Мы подъезжали на скорости к конечной остановке в ста метрах от моего дома – водитель спешил закончить смену, а я побрел под моросящим дождем от остановки к дому по пустой улице. Дверь в нашу квартиру была закрыта изнутри на защелку, и я не смог ее открыть ключом. После нескольких звонков мне открыл отец в противогазе. Оказывается, за пять минут до моего прихода объявили тревогу, и в автобусе я ее не услышал. Ситуация выглядела комической до сюрреализма.

Саддам бомбил Израиль регулярно по вечерам. В темноте его грузовикам с ракетными установками было безопаснее передвигаться и легче скрыться. По вечерам я делал уроки за встроенным в шкаф столиком, на полке над столом стоял магнитофон с включенным радио – мы боялись пропустить знак тревоги. Песни на английском крутили вперемежку с песнями на иврите. По радио тогда часто гоняли песню Алоны Даниэль с ее тель-авивскими крышами, и я каждый раз замирал, слушая знакомую музыку, в ожидании заветных слов припева «на крышах Тель-Авива». Годами позже похожее ощущение заветного ожидания я испытывал, слушая раз за разом пинкфлойдовскую «Wish You Were Here» – щелчок, тихую музыку и приглушенный разговор мужчины и женщины.

В тесноте моей комнаты, за маленьким столом, встроенным в шкаф, под светом настольной лампочки, слушая радио в ожидании очередной бомбежки, я мечтал о свободе и романтике. Мне очень хотелось закончить школу, скорее уехать из Беэр-Шевы в другой город, искать и находить девушек, на улицах и крышах Тель-Авива, Одессы, Киева или Москвы.