«При моем комплексе везения и уверенности, что жизнь бывает по отношению ко мне несказанно щедра, веря в это, как Золушка в счастливую перемену, я ужасалась: а как же другие, с печатью многолетней усталости и неизбывной тоски, те, у которых ничего не происходит особенного, кроме Нового года и Пасхи, да дежурного дня рождения. Угасшие лица матерей, прозрачные лица детей. Потом я встретила их и в эмиграции, которая сама по себе ничего не решает. Только на фоне феерического города, с опытом разочарований за плечами они казались еще более потерянными».
«Я всегда старалась их обойти стороной. Не хочу быть с ними. Мне неприятно думать, что я такая же несчастная, как они».
«Самое страшное это то, что мы не могли дать своим детям даже половины тех социальных благ, которые с таким трудом дали нам наши родители, прорвавшись из необразованных рабоче-крестьянских слоев в интеллигентскую прослойку».
«Я уехала из России, чтобы иметь возможность что-то сделать. Пить чай в конторе – вот и весь удел в совке».
«Я так нуждалась в опеке. Мне надоела нищета, придирки, измены мужа. После его ухода мы с сыном остались одни. Нам уже не хватало денег даже на лекарство. Когда я встретила Жиля, я подумала, что это избавление от всех наших несчастий. Я ему бесконечно верила, потому что верить было некому. В Красноярске у меня остались больные родители и брат. Когда я хочу вернуться, они меня уговаривают терпеть. Я думаю, они боятся потерять те деньги, которые я передаю им со знакомыми».
«Я не понимаю, о какой проблеме выживания здесь говорят. Мне кажется, многим женщинам, просто не хватает последовательности. Я родила своих девочек уже после того, как выучила язык. Потом нашла работу. Пришлось забыть о работе редактора. Здесь я менеджер, и очень довольна».
«Даже если война в Чечне закончится, я не верю в счастливую перемену, в то, что воцарится мир. Мой брат погиб в Афгане. Сын моей хорошей знакомой пришел инвалидом из Чечни, контуженный мальчик, который раньше выступал на эстраде. Нам-то это за что?»
Я ехала в Париж, чтобы поговорить со взрослыми, ответственными людьми, которые пережили опыт ухода, с женщинами, которых уводил в зону большей выживаемости материнский инстинкт или мечтания о счастливой семье.
