То, что я читал и слушал, производило неразличимое впечатление достоверного и небывалого. Названия статей были стандартные: «Гневное осуждение», «Клеймим позором», «К столбу!». Я знал все эти приемы еще по старому делу начальника всей безопасности. Тогда в университете на собрании химического факультета после официальной вялой эхолалии выскочил вдруг некто в военном ремне, но без погон и заорал, что он, сидя в окопах, завоевал себе право на высшее образование, а тот – во всем виноватый – его хотел лишить! – смерть предателю, врагу химического обучения окопных сидельцев. Стали искать заранее заготовленную резолюцию, чтобы «зачитать», – оказалось, забыли в канцелярии. Немного даже посмеялись над недоразумением. Ну, то – большой чин. Потом пошли разбираться с пишущей братией – всюду одно и то же: «Я не читал… но кто позволил?.. и т. д.», – говорил шахтер свиноводческого комбайна. Примерно такое содержимое и выложил мне Ян Яныч, но тут черта, отделявшая мыслимое от бреда, была отнесена на несколько ступеней ближе к небытию. У меня возник интерес поймать Яна на самом явном вранье, так что, внимая и пробегая взором, я делал как можно больше скидок в его пользу. Смесь была густая, крутозаваренная, и задача моя оказалась потруднее, чем я сперва предполагал.
Меня клеймили позором служащие секретного завода «Ящик № 997» Чинарев и Хабаров. Я и сам там работал когда-то. Правда, был там Хабаров, а вот был ли Чинарев? Не помню.
Объединенный совет начальников отделов кадров спецпредприятий города-героя выражал презрение за подписями Ус, Шлык и Шпак. Все трое, действительно, некогда существовали, но живы ли? – Ладно.
Помощник бригадира бригады ЛЕМУР шахты № 8 тов. Жук не мог сдержать негодования. – Это еще что такое? Это зачем им понадобилось? А, может, это профессиональное сокращение? – Плохо, когда не знаешь точно технологию. Ладно, пропустим.
Подруги Элла Кокон и Анема Порханьина из молодежного коллектива парфюмерного объединения «Эльф» обижались на допущенную клевету. Фамилии звучали чуть-чуть подозрительно, особенно в сочетании с названием фабрики. Я помнил завод духов «Северное Сияние» и глянул на Яна.
– Есть, есть такое объединение. «Эльф». Как же вы не припоминаете?
Проехало.
Товарищ Куроедов из Отдела Вероисповеданий и Культов выражал суровую озабоченность. – Был. Точно. Есть такой товарищ Куроедов.
Начальник Ползункового отделения беспартийный Антип Змеесухов проходил по инерции. Но вот Вовк Бельмо и Лев Клеймо из Приднепровья, приславшие экстракт своих чувств на двух листках в клеточку из ученической тетради старших классов, глядели ненатурально. – Эх, скинем.
Добровольный союз охотников «Наша Свора» сообщал, что я действую по чьей-то указке. Сорок три подписи. – Кто проверит?
Двухсотпятидесятишестилетний долгожитель Хакраб Омарович Ибнабуев из горного аула Шайтанское от имени маленького народа, входящего в большую братскую семью, не одобрял меня так невинно и лапидарно («Покойник – нехорошо»), что я не стал тревожить его седин: все равно памяти у старика никакой.
Тренер-испытатель кентавроводческой фермы Лось еще не имел возможности лично ознакомиться и требовал сурово покарать. – Вот! Это нужно не забыть. Лось. Очень хорошо.
После Лося я спокойно пропустил фантастическую «дочь четырех матерей и самое мать двоих детей», которая от имени всего созидательного труда властно требовала, а заодно – опять же ничего не читавших, но все знавших – нерожденных младенцев Зою Витальевну Семихвостную и Свету Пупчакову, присоединивших свой неслышный, но гневный голос к призывам той матери. Сюжет был больно противный. Потом Ян сказал бы, что их мнение узнали через энцефалограмму как-нибудь.
