Мефодий опять приблизился к ним. Был он, замутенный, молчалив, но на этот раз заговорил:
– Может, на кладбище хотите прогуляться. Я люблю…
– А что, тут рядышком кладбище? – осведомилась Люда.
– А то нет. Этого добра везде хватает.
И Мефодий опять подпрыгнул, сделав вокруг себя свою гимнастику.
– На кладбище всегда хорошо прогуляться, – дружелюбно улыбнулась Галя. – Мы с моим мужиком часто гуляем по кладбищу. Так оно, поди, уж закрыто?
– Я дыру в заборе знаю, – уважительно вставил Мефодий.
– Что ж, прогуляться после пития неплохо. Только надо бы его угостить?! – и Петр кивнул на Мефодия.
– Не надо, – шепнула Галя. – Он вообще-то не пьет, а если выпьет, то не такой дурной делается. Смиреет. А сейчас он как раз своеобычный.
– Закаты здесь какие, закаты на этой окраине, – вздохнула Люда. – Всю душу вывернут. Как у вас в Боровске, Галя.
– Я за палкой схожу, – буркнул Мефодий и побежал к дому.
– Без палки он на кладбище никогда не ходит, горемычный, – вставила Галюша. – С кем он там воюет, не знаю.
Тихо допилась сладкая наливочка, и с какой-то радостью Галя поцеловал свою Люду. Мефодий не заставил себя ждать: вприпрыжку с палкой в руке и в то же время умственный, он прискакал к друзьям.
Началась вечерняя прогулка.
Мефодий вел изворотливо, кривыми переулочками, то и дело приходилось пролезать в разные дыры в заборах. Петр поддерживал более чем нежную Люду. Мефодий тем временем разговаривал с Галей на своем языке.
– У домов нет теней, я знаю это, Галя, – причудливо-осторожно говорил он.
– Как это так, Фодя?
– Не те тени. Надо, чтобы тень была живая.
– Это которая от человеков?
– Угу.
– И что ты, Фодя, говорят, все с тенями знаешься! – вздохнула Галя, пролезая, толстенькая, сквозь дыру. – Нешто тебе людей не жалко, особенно баб?
– Как не жалко – жалко! – Мефодий хотел даже сделать свою безразличную гимнастику. – Но тень, тень она, Галя, особая стать. Вот кого хвалить надо.
– И много ты их захвалил?
– Людям что, Галя, люди они и так счастливые. А тени?! – И Мефодий, шумно вздохнув, погрозил кому-то не то пальцем, не то кулаком – в пространство.
Быстро прошли последние проулки. Шепот из-под углов сопровождал их.
Дыра в этом кладбищенском заборе действительно была, приметная, но вела она не на могилы, а в бесконечную зелень, кусты и деревья, которая скрывала могилы от посторонних глаз. Как только друзья подошли к дыре, из нее выскользнули две девочки-подружки, лет тринадцати, как раз с соседнего с домом номер восемь двора.
– Эх, вы, сластены! – шикнул на них Мефодий.
– А что? – спросила Люда.
– Да за земляникой сюда ходют, – объяснила Галя. – Кругом, за городом, не так далеко, полно земляники, и они сюда приладились: с могилок землянику рвать. Точно она поэтому слаще.
– Ого! – вспомнила Люда. – Как зовут девочек-то?
– Нина и Катя.
– Я знаю больше эту странную девочку Иру, с нашего двора.
– Как ее не знать такую. – Чуть вздрогнула Галя.
– Хорошо! – вдруг закричал Мефодий.
Друзья уже были на кладбище. Первые могилки на их пути расположились довольно хаотично, точно все перемешанные. Лишь цветы и надписи напоминали об уютстве. Но потом все стало более нормальным… Любимым занятием Люды в ранней юности было бродить по кладбищу и читать надписи на могилках, представляя себе жизнь ушедших. Но с некоторых времен все эти надписи для нее звучали как насмешка, как игра, как знаменитый балаган иллюзий, называемый жизнью или смертью – все равно. Но в душе оставалось все-таки желание ущипнуть иллюзию за хвост.
