Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - страница 3



Так младший Шубин пошёл сразу во второй класс школы. В шесть лет!

Учился там с 1920 по 1924 год.

Одноклассница вспоминала: «Лицом своим он скорее был похож на девочку. А по его открытому и светлому взгляду казалось, что всё для него ясно и понятно. Он пришёл уже умеючи хорошо читать и писать. Из нас тогда никто так не читал, как он: очень быстро и чётко, совсем как взрослый человек. Был он сообразительнее и умнее нас: умел хорошо и быстро решать задачи. Помню, что он сидел впереди, на первой парте, так как был меньше нас, потому что был моложе всех».

То есть весь класс был его на два-три года старше, но Шубин всё равно был первым учеником по всем предметам.

Далее из воспоминаний одноклассницы: «Павел любил книги: он приносил их в класс, читал на переменах и давал нам читать».

Вообще его могли бы обижать, такого мелкого, и к тому же – вечно читающего книжки. Однако ничего такого одноклассники не припоминают.

Объяснение тому на самом деле простое: он был не только самый умный в классе, но и самый сильный.

Из начальной Павел был переведён в среднюю семилетнюю школу в город Орёл, это 170 километров от села Чернава. Совсем далеко от дома! Выживал теперь самостоятельно. Родители навещали редко. Домой – только на каникулы.

Вспоминают: на любых спортивных соревнованиях он – в числе лучших, если не лучший. Тогда были в моде физкультурные пирамиды – он неизменно в центре, а не на самом верху, потому что у этого ещё мелкого пацана – железные руки.

Рассказывают соседи: «Однажды заспорили братья Чичурины с Павлом о том, кто из них самый сильный. Какие только выкрутасы не придумывали братья, а Шубин на это только сказал: “А я к вашему дому огромный голыш прикачу с речки!..”»

На реке лежал тот самый камень, который и взрослые парни не могли сдвинуть. Павла засмеяли.

Утром огромный камень лежал возле дома братьев Чичуриных. Как этот камень туда попал – бог весть.

В городки и в крокет он играл тоже лучше всех ребят на селе.

Периодически встречаются упоминания, что в юности поэт беспризорничал. Легенду эту он запустил сам, и кто-то принял стихотворную шубинскую мифологию на веру.

Впрочем, настоящих малолетних бродяг он повидал немало – это было в те годы неизбежным. Само его детство совпало с лавинообразным ростом беспризорности, охватившей Россию после Первой мировой и Гражданской войн, а также после эпидемии голода 1921–1922 годов, случившейся на территории по меньшей мере 30 губерний с населением до 90 миллионов человек. На первые десять лет жизни Шубина пришлись две страшные войны и один мор. Отсюда в стихах:

Я вспомню всё: ночлежки и приюты,
Мякинный хлеб, приво́ды и моих
Товарищей – раздетых и разутых,
Изломанных в притонах воровских;
Я вспомню всё: тифозные вокзалы
И пожелтевший протокольный лист —
Где слово «малолетний» не смывало
Проклятого клейма «рецидивист».
(«Слово в защиту», 3 мая 1935)

Всё это было социальной географией его детства и самостоятельного проживания в Орле в пору ученичества: явно драматизируя, он всё равно не слишком выдумывал. Даже если описанное коснулось его не в полной мере, это происходило рядом, вокруг.

Как минимум в форме коротких побегов и мальчишеских, лихой компанией, загулов на несколько дней он подобный опыт имел. Для чуткого и внимательного сердца будущего поэта подобных впечатлений оказалось достаточно.

И отмечаемая современниками дерзостная смелость Шубина, и даже, быть может, склонность его к розыгрышам – наследство тех лет.