Телега ехала ровно, по ровной дороге среди полей как по степи. Однообразная трескотня в полях убаюкивала как колыбельная песня. Серёжа ехал и чувствовал, что засыпает. Но вот, откуда-то донесся отрывистый, тревожный крик полевой птицы и раздался неопределенный звук, похожий на чей-то разговор вроде удивленного: «ак-ак- кто это ходит?» – (так квохчет куропатка под кустами чертополоха), – и дремота чуточку отступает, уступая желанию посмотреть – «кто там разговаривает?».
Проезжали мимо небольшого овражка, где росли кусты, и Серёжа услышал, как птица, которую не знал, как зовут, кому-то кричит: «Сплю! Сплю! Сплю!» – а другая в ответ, из глубины овражка, разрезающего поля, хохочет: «уха ха-ха!» – это сова. «Для кого они кричат, кто их слушает на этой равнине?» – …. Но в их криках есть небольшая грусть и будто бы природа вся жалуется проезжающему человеку…
Сквозь серую вечернюю мглу видно было всё, но трудно было разобрать очертания предметов, всё представляется не тем, что оно есть на самом деле. – Вдруг, впереди у самой дороги Серёжа увидел силуэт, похожий на человека. Он не шевелился, ждал, и казалось, что-то держал в руках. «Кто такой в чистом поле?.. Разбойник?..» – подумалось, пока фигура приближалась. Но вот, она поравнялась с телегой, и Серёжа увидел, что это одинокий куст, стоящий на краю дороги с распростертыми в сторону ветками.
Неожиданно справа из-за леса взошла луна, как большой круглый желто-белый фонарь и ночь стала бледной и томной. Серой мглы как не бывало. Воздух стал необычайно прозрачен, свеж и тепло поднималось от нагретой за день земли. Всюду стало хорошо видно, и даже можно было различить у дороги отдельные стебельки бурьяна-травы. И спереди деревенька из «далекого далека» виделась ближе, и различались две улицы домиков, окруженные высокими деревьями.
Сережа пристроился на мягкой опоре под спиной – на сумку положил свою голову. Слух его давно уже привык к перестуку и перескрипу колес телеги и к монотонному гулу полей. Он понемногу засыпал, казалось ему, что едут они давно-давно, когда прошло всего около часа с небольшим.
Широкие тени ходили по всей равнине от облаков на небе, освещаемых луной…. Немного жутко было близкой ночью. Взгляд Сережи, лежащего на спине, устремился на бледно-зеленые темнеющие небеса, усыпанные первыми звездочками. И понятно было, почему теплый воздух вокруг казался недвижимый, застывший. Вся природа – в ожидании, настороже, словно боялась пошевелиться в ожидании темноты. Словно природе было жаль утерять во тьме приходящей хоть одно мгновение жизни.
О необъятной глубине Неба можно судить только в открытом море или в открытом поле, в степи ночью, когда светит луна. Небо и страшно и красиво и ласково, оно глядит множеством мерцающих глаз и манит к себе, а от манящей ласки его кружится голова.
Так и заснул Серёжа перед самой деревней, глядя на темнеющее с каждой минутой небо.
Он не видел уже, как телега въехала на широкую деревенскую улицу и спустилась к её противоположному концу, к третьему с «низкого конца» деревни дому. Серёжу взяли и аккуратно перенесли на руках в дом и уложили на кровать напротив печи справа у порога. Он не видел бабушку и соседа с соседкой, что всплескивала руками, удивляясь: как вырос внучок бабы Насти. Серёжа всё проспал и застолье по поводу приезда сына с внуком и проводы пьяного уже соседа…
