10. Сегодня России надо побыть одной, как хозяйке, у которой слишком долго и много было детей и гостей. Всех корми, пои, учи, лечи… И вот все выросли, захотели свободы, счастья, разлетелись. Может, кто-то и снова будет просится под родительскую крышу. А хозяина-царя у России убили, а другого хозяина, самозванца, никак не похоронят, а последний хозяин все болеет. Вдовствующая матушка Россия, бесконечно твоё терпение, вымоли себе наконец путного хозяина. Вымоли, чтобы и на небесах облегченно вздохнули.
11. Ни дом, ни дети человеку не принадлежат. Более всего человеку принадлежит душа. Вот за ней всегда и охотятся друзья и недруги. Похищение души – самая страшная пропажа, об этом плач вечный. Охранять душу и есть самая большая школа на земле.
12. Нас много умерших, то есть живущих ещё в этой жизни, но – мёртвых. И мы всё соревнуемся, обгоняем друг друга – кто больше, кто лучше. Мы хотим всё успеть при этой жизни. А она, жизнь эта, обречена. Мы живём в перевёрнутом мире, живём не в небо, а в землю. Говорят, главная жизнь там, среди умерших. А и то: сколько их там великих умов, отважных сердец, чистых душ и светлых имён… Они ждут нас с надеждой и верой, но мы плохо готовимся. И ничему не верим.
Пришёл однажды Человек с благой вестью, объяснять нам, где верх, где низ, и мы его распяли. Люди многое могут понять, ко многому привыкнуть, смириться. Но когда переворачивается сознание – человек восстаёт. И пытается доказать, что он прав.
И проходят века.
А мы всё пытаемся исправить жизнь отцов, дедов, но не пытаемся исправить жизнь человечества.
13. Дорога через бор под высокими соснами. Летом идёшь за грибами – бор шумит; осенью идешь – шумит; и зимой – шумит. Вершины старых сосен живут своей обособленной жизнью, живут между землёй и небом. Кажется: какая воля! А поживи-ка так, помотайся на одном месте и в дождь, и в жару, и в мороз, и в ветер. Излишняя свобода отдаёт скукой.
14. Иногда тянет в старую деревню с размеренным укладом жизни: с мудрыми стариками, замшелым колодцем, с криком петухов, жужжанием пчёл и тёплым ласковым солнцем, не жгучим, а покойно-невозмутимым в окружении лесов. Всё чудится, что где-то такая деревня еще есть, сохранилась, надо только собраться наконец и поехать. Но всё некогда, некогда. И хорошо, что некогда, потому что и деревень таких, и людей сегодня просто уже нет: нет её, прежней жизни. А скоро не будет и нынешней.
15. Древний бор. Лежу на тёплой сухой хвое. Сосны медленно водят вершинами по чистому небу, по белым облакам. Покой на душе, ибо со мной обе родины: земная и небесная. Земная под спиной, а до небесной и по сосне не добраться. Сколько праведников прошло этим путём, и не оставлено ни одной зримой вешки, ни единого следа. Потому так и трудно материалистическому уху поверить в этот небесный путь.
16. Доживают в лесу старые забытые дороги, по которым ездили ещё на телегах. Выйдешь на такую и удивишься: растут в колеях грибы, черника, посвистывает рябчик… Идти по этой дороге и отрадно, и почему-то грустно, особенно если ты бывал на ней в детстве, юности. Дорога зарастает, сужается, глохнет. Идёшь – и будто сама жизнь уходит и из-под твоих ног: никого уже нет, кто ходил и ездил по этой дороге. А ведь жил человек что-то думал, куда-то ехал, торопился… И вот будто поднялась за лесным поворотом дорога в небо, и он неслышно восшествовал по ней в иные, небесные леса. «Видит ли он нас теперь, бывает ли на этой дороге?» Идёшь, думаешь, тихо ложится на алую голову гриба лист, посвистывает рябчик, и неведомо тебе, за каким поворотом поднимется в небо и твоя дорога.
