24. В золотую осень в солнечной заливинке греется бело-чёрный селезенок: то комом снега сверкнёт, то сажей на ярко оранжевой воде. Будто любуется собой, примеряется, как он будет выглядеть на этой заливине весной… Гляжу на него из-за кустов и не могу понять; зачем он так красив? Для продолжения рода хватило бы и не такой яркости. А он вызывающе, разительно красив! И заметен отовсюду настолько, что жизнь его постоянно в опасности. Но он будто и не думает об этом. Уж не робеют ли от этой красоты и враги его? Как робею, не стреляю я? Может и в каждой живой душе на Земле изначально теплится, живёт несказанно-неписанно это гениально угаданное однажды: «красота спасёт мир».
25. Бывает в вечеру выстрелит кто-то в глубине леса – лес вздрогнет, отзовется гулом от горизонта до горизонта, и опять воцарится тишина, ещё плотнее прежней. А ты стоишь на просеке я думаешь: кто там стрелял, в кого, попал или нет? Может, зверь умирает, может раненая птица в смертельном страхе валится с ночного неба в лесную крепь… Постоишь немного и идёшь дальше. А в окрестных деревнях и вовсе никто не обратит внимания на этот выстрел. Ночь спеленает тишиной землю, – и к утру всё забыто.
А вот когда в нашей душе раздаётся «выстрел» – мы немеем и призываем весь мир быть сострадальцами и соучастниками. И если кто-то не видит и не слышит нашей боли, мы теряем рассудок и не прощаем ему чуть ли не до смертного часа. В эгоизме своём мы призываем в этот момент Бога: он всё видит и слышит и уж непременно пощадит нас, мы уверены в этом. А если и он не отзывается?.. Нет, нам и в голову не приходит, что кому-то возможно, ещё безвыходнее и хуже нашего, и он ждет нашей помощи. Все мы в единой цепи, все от горизонта до горизонта, и даже выше. Все ждем помощи, и все не спешим на помощь; все скоры на обиду и не все способны на сострадание. А где возьмёт Тот, Кто жалеет всех и помогает всем?
26. Мы выросли в большой стране и в маленьком времени. Во времени, ограниченном материализмом – коммунизмом, и на неограниченной территории появились особого рода мутанты, – люди страны советов. Теперь мы старательно открещиваемся от своего прошлого, будто не открестились уж раз себе во вред. Прошлое не тяготит, а учит. Но мы горды: сами хотим учить других, перешагнув советы отцов и дедов.
27. Человек построил дом и умер. Дети живут в этом доме и жмутся к его стенам будто к отцу, дом защищает их от дождя, ветра, холода, и они не чувствуют себя сиротами. Так они будут расти, всматриваться в пазы, матицы, подоконники, рамы и будут учиться без отца всему, что умел он. Постепенно они изучат весь дом и поймут, как надо строить, и жить в доме. А когда вырастут, построят дома свои, женятся и начнут жить, как жил отец.
Все русские люди в деревнях так учились, строились, крепли. Казённые дома, конечно, бывают и лучше саморубленных, но такой «педагогика» они уже не имеют.
28. Всё изменилось: леса и воды, изменилась жизнь и сам человек, неизменным осталось только небо. На него и надежда. Может, поэтому мы с таким интересом слушаем сводку погоды. И даже плохая погода нас не очень расстраивает: есть вера, что природа выправится, выравняется сама. Она ещё неподвластна человеку, ещё питает нашу надежду на выживание, но к чему-то опасному мы подошли уже очень близко.
29. Вечно бежит река и вечно омывает камни у берега. Когда-то берег был гол, теперь он урос лесом, берёзы и сосны глядятся в воду. Много людей сменилось на этом берегу: одни умерли, другие выросли и уехали, третьи недавно приехали и доживают тут жизнь. Придёт время – состарится и лес, берёзы рухнут в текучую воду. Родятся новые люди, подрастут и будут удить рыбу с этих упавших стволов, не ведая, что было до них. И ещё раз сменятся люди и деревья. А вода всё будет так же журчать по камням. Ей износу нет.
