Его кабинет выглядел строго, но с элементами утонченного вкуса. На столе лежали аккуратно разложенные бумаги, дорогая ручка и персональный ежедневник, выправленный, как по линейке.
Это был Матвей Сергеевич Погодин.
Он посидел неподвижно несколько минут, пытаясь переварить информацию, которую только что получил. Матвей медленно отнял телефон от уха и положил его перед собой на стол, как будто этот маленький предмет внезапно стал невыносимо тяжелым. Его пальцы ощутили легкое дрожание, и он потер ладонями лицо.Посмотрел на свои записи в ежедневнике. Нет, точно не сон. Перед ним была краткая запись разговора с полицейским.
– Этого не может быть, – прошептал Матвей, почти как молитву. – Просто не может быть. Ромка умер и теперь мне его хоронить.
После этого мужчина резко встал и быстро вышел из офиса. Оставив ежедневник на столе.
Закончив записывать все, что запомнил в подсказках Губарева и Котовой, Михаил Иванович ещё раз задумался ехать ему или нет в контору. Никакого желания ехать сейчас на работу, чтобы ждать новый вызов на рабочем месте, не было. Поэтому, справедливо рассудив, что вызов он может ждать и в комфорте, в доме у тетки, сидя в любимом широком и удобном кресле, дремая, Михаил Иванович решил предупредить дежурного, что он на связи и ждет вызов, но занят вне работы. Если будет вызов, чтобы звонили ему и он приедет прямо на место. Поскольку таких финтов, как отсутствовать на рабочем месте во время дежурства, Михаил Иванович не позволял раньше, то дежурный немного удивился, но принял информацию. Михаил Иванович сам, если что, будет объясняться с руководством. На том и порешили.
После всех этих разговоров Михаил Иванович поехал к своей тёте Валентине Михайловне.
Едва Михаил показался в дверях, тут же обратила на него цепкий взгляд. Она всегда умела уловить малейшие перемены в настроении своих близких. Седая прядь в ее волосах мягко покачивалась, когда она, слегка приподняв брови, произнесла:
– Ну, что, пришел в себя?
– Есть такое. Мне надо было немного времени, личного времени, – ответил Михаил.
– Совсем ты себя не бережешь, Мишутка, совсем, – сокрушённо произнесла она, слегка нахмурившись.
Михаил усмехнулся, постаравшись придать своему лицу уверенное выражение. Он пытался скрыть своё беспокойство, с которым не хотел делиться.
– Теть Валечка, я уже взрослый, от меня многое зависит, ценный кадр, как говорят на работе, – сказал он, вложив в голос нотки шутливого самодовольства, стараясь снять напряжение.
Но тетя, опытная и проницательная, заметила за его шутками что-то большее. Она вздохнула и мягко ответила:
– А дома что говорят? Ты не подумай, я рада тебе. Очень люблю, когда ты приезжаешь, но ты мог бы и домой заехать, – в её голосе прозвучала искренняя забота.
– Мог бы, но пока все сложно. Да и тебя проведать надо, – после этого Михаил Иванович к дивану, где сидела его тетя, и сел рядом с ней. – Не ворчи.
Тетя Валя, не удержав лёгкую усмешку, подозрительно покачала головой.
– Не ворчу. Я ведь знаю, зачем ты там сидел: опять мертвых кликал. И не убеждай меня в обратном, – остановила она возражения Михаила. – Я сестра твоего деда. И что-то, да понимаю. Не играй с этими силами. Это не дар, а проклятье. Очень тебя прошу, не тащи в это своего сына. Даже если дар будет. Не буди лихо, пока оно тихо. Ты же не знаешь, как за это расплачиваются.
Вздохнув, Михаил развёл руками, пытаясь найти слова, чтобы объяснить ситуацию:
