– В том и дело, что не могу не делать этого. Это сильнее меня. Может и по службе такие успехи от того, что я голос рода слушаю, – со вздохом ответил на упрек Михаил. – Куда мне деваться? Знаешь же, что если не буду время от времени грань открывать, то срок жизни себе сокращу. А я хотел бы увидеть внуков, как это не банально звучит.
Тетя Валя, обеспокоенно нахмурив лоб, откинула посеребренные пряди волос и, вздохнув, мягко напомнила:
– А будешь применять, то сократишь ещё сильнеё. Деда вспомни. Ему жить бы и жить, а его уже нет с нами, – в ее словах отразилась та невыносимая тоска по тем, кого уже нет.
Михаил кивнул, чувствуя, как её слова проникают глубоко в его сознание, но он был не из тех, кто легко сдается:
– Из жизни вообще никто живым не выберется. Все будет хорошо, – попытался он приободрить тетю, выдавив из уст тонкую улыбку.
Тетя Валя пристально посмотрела на него:
– Но на вопрос, почему не домой, а ко мне приехал, ты так и не ответил, – вдруг резко перевела тему тетя и требовательно посмотрела на него. – У тебя все в порядке?
Михаил сделал паузу. Он опустил глаза, чтобы не смотреть в строгие глаза тети, но ответил с показной бодростью:
– Все нормально. Если будет не нормально, то я тебе расскажу первой, – он добавил эту фразу, надеясь, что её легкость скроет ту тень, что пока не отпускала.
– Врешь, – спокойно определила тетя Валя. Она знала его слишком хорошо, чтобы верить каждому слову.
Михаил угрюмо улыбнулся, признавая её правоту:
– Разве что, самую малость, – покаянно сказал он и вздохнул, предпочитая не рассказывать о сложностях, которые оставил за порогом.
Тетя вздохнула и протянула руку, чтобы погладить его по голове, говоря:
– Хороший ты у меня, Мишутка. Очень хороший.
После этого тетя пошла в кухню, чтобы приготовить для Михаила поздний ужин. А он пошел за ней, ему хотелось посмотреть на эту уютную суету, которой он давно не видел дома. Михаил уже не первый год готовил сам себе и ел в одиночестве. Мила все меньше готовила, чаще брала полуфабрикаты. А сейчас ему тетя готовилась варить домашние пельмени. Не то чтобы это блюдо было каким-то особенным, но это было целиком домашнеё блюдо: тетя сама сделала фарш, раскатала тесто и слепила пельмени. Энергетика и вкус у этой еды совсем другие.
После ужина они с тетей какое-то время ещё сидели и смотрели телевизор, затем она пошла читать к себе, в свою спальню. А Михаил перебрался с дивана в кресло и сидел смотрел телевизор в полудреме. Телефон был поставлен на самый громкий звук, чтобы точно не пропустить.
Однако вызовов на место происшествия в эту ночь больше не было. На службу Михаил Иванович пришел не выспавшийся. И тут же от дежурного узнал, что его ждет руководство. Пришлось идти. Было предчувствие нагоняя. Но отступать он не привык, поэтому шел уверенным шагом, периодически здороваясь с коллегами.
Войдя в кабинет начальства, Михаил Иванович поздоровался:
– Здравия желаю, Петр Викторович. Прибыл по вашему приказанию.
– Ты садись, я с тобой сейчас буду долго и предметно говорить.
Начало разговора Михаилу Ивановичу не понравилось. Неужели это из-за того, что он не сидел вместе с дежурным в ожидании вызова? Михаил Иванович сел за стол, который примыкал к столу Петра Викторовича, образуя букву Т. На столе лежало несколько прошитых пухлых папок с документами.
– Думаешь, я тебе сейчас нагоняй устрою за то, что ты своевольно таскался где-то всю ночь, вместо того, чтобы быть на месте? – словно прочтя его мысли, произнес Петр Викторович.
