И, посмотрите-ка, прошло всего несколько часов, а этот неугомонный мужчина уже занимается спортом!
— Ты же еще не выздоровел!
Мужчина делает последний подход, потом легко спрыгивает на ноги и, разминая шею, парирует:
— Я и не болел.
— Ты вчера еле ходил, — язвительно напоминаю.
— Ты преувеличиваешь, пташка, — невозмутимо хмыкает. — Я в душ, — сообщает, доставая полотенце из верхнего ящика железной тумбочки. — Не желаешь составить мне компанию? — с кривой ухмылкой и призывным взглядом интересуется.
Прошу прощения…?
— Нет!
— А когда пялилась на меня минутой раньше выглядела так, будто желаешь, — дразняще кидает, после чего разворачивается и топает за стену, в то самое место, которые он называет «душем».
— Я не пялилась!
— Ври себе дальше, пташка, если от этого легче! — кричит в ответ этот гаденыш. — И чай сделай, раз уж ты соизволила проснуться.
Ох, за эти несколько месяцев я и забыла насколько этот тип бывает невыносимым.
Когда чай уже стоит на столе рядом с баранками, которые я нашла в верхнем шкафу над столом, Дамир выходит из-за стены в одном полотенце обернутом вокруг бедер. Капельки воды медленно стекают по скульптурному торсу, и я смущенно отвожу глаза, чувствуя, как щеки опаляет румянец.
— Краснеешь, как девственница, — иронично замечает, отчего я, черт возьми, не то что краснею, а буквально могу освещать своей красной физиономией ночную дорогу!
Да. У меня до сих пор не было секса. И что с того? Мне всего двадцать один год. И да, я знаю, что многие мои ровесницы уже познали радость плотских утех, но я не стремлюсь переспать с первым встречным. Называйте меня наивной дурой, но я хочу только по любви!
— Да чтоб ты понимал, — обиженно ворчу, складывая руки на груди.
Не хватало еще, чтобы он догадался!
— Я очень много понимаю, пташка, — выделяя слово «понимаю» соблазнительной интонацией, произносит. — Ты только попроси, и я тебе все покажу, расскажу…
Боже правый, о чем мы вообще разговариваем?
Да я скорее себе руку откушу, чем буду его о «чем-то там» просить.
Неожиданно гремит взрыв, точно такой же как вчерашний. Я испуганно подскакиваю с кровати, словно собираясь куда-то бежать… Ага, из закрытой камеры.
— Опять не договорились, — прежде чем я успеваю задать вопрос, заключает Бахметов.
Проклятье!
Обессилено падаю на кровать, понимая, что у этого кошмара нет конца.
Господи, что же с моими родителями? Да они же себе места не находят! Я и с работы задерживалась крайне редко, не говоря уже о том, чтобы не прийти домой ночевать, не предупредив. Да-да, вот такая я «хорошая» девочка. Но, знаете, для родителей я поздний и желанный ребенок, в которого они вложили тонну своей любви, труда и заботы. Разве так сложно им позвонить, чтобы не переживали?
— Дамир… — начинаю глухим голосом, потом прочищаю горло, и более четко произношу: — мне нужно позвонить родителям. Они переживают.
Поднимаю глаза на мужчину, но тот и бровью не ведет.
Бесчувственная глыба льда! Да что у него сострадания никакого нет?
— Пожалуйста…
— Нет, — холодно отрезает, отворачивается от меня и достает из тумбочки вещи.— Это невозможно.
— Но у тебя есть телефон! — рассерженно шиплю, точно кошка, которой наступили на хвост.
— Как ты заметила, он без сим-карты, — хмыкает, натягивая вверх от тюремной робы.
— Да ладно! Ты хочешь сказать, что у тебя она где-то не припрятана?
— Я сказал — нет.
— Мои родители за меня волнуются, как ты не понимаешь! У тебя что, нет родителей? — в порыве злости выпаливаю, и в ответ получаю неожиданное…
