– Однако!
Голицын умел отвечать на дерзости уничижительным достоинством. В такие минуты он становился недосягаемым, под стать портретам Франклина и Ломоносова, старинному кабинету черного резного дуба, где все стояло незыблемо с тех пор, как Голицын пришел сюда.
– К вашему сведению, Сергей Ильич, у меня с Тулиным никаких личных взаимоотношений нет. И он мне не конкурент. – Крылья его носа высокомерно дернулись. – Надеюсь, это ясно? Делить мне с ним нечего. Мне пора, как говорится, о Боге думать.
– Скорее вы, Сергей Ильич, не беспристрастны, – сказал Агатов, отделяясь от шкафа.
– Я?
– Вы ж друзья с Тулиным. Он ведь вас просил похлопотать.
– Что за чепуха? – изумился Крылов. Агатов укоризненно покачал головой:
– Ну зачем же вы так, Сергей Ильич? Тулин специально за этим приезжал к вам сегодня.
– Как? – поразился Голицын. – Тулин сегодня был здесь? – И, не слушая Крылова, покрасневшего, желающего что-то объяснить, сказал: – Так-так, за моей спиной… После этого вы еще требуете беспристрастности. А я-то, старый дурак, считал вас…
– Но Тулин про это не говорил ни слова! – в отчаянии воскликнул Крылов, понимая, что сейчас не удастся ничего объяснить старику.
– Вы чего, собственно, добиваетесь, Сергей Ильич? – спросил Агатов многозначительно и уличающе.
– То есть как?..
– Сознаете ли вы, на что вы толкаете Аркадия Борисовича? Вы требуете другого заключения. Но заключение-то будет его, не ваше. В случае чего Аркадий Борисович понесет всю ответственность. Вы этого добиваетесь?
– Не говорите глупостей, – сказал Крылов. Вдруг он вспомнил и поразился: – Погодите, Яков Иванович, но вы же сами были за подобные исследования. Только сегодня мы с вами говорили.
Агатов нисколько не смешался, он словно ждал этого.
– Лучше не стоит касаться нашего разговора, Сергей Ильич, – сказал он.
– Почему же, я не вижу тут…
– Значит, сами настаиваете? Ну что ж, Аркадий Борисович, я бы никогда не стал огорчать вас, – торжественно начал Агатов, – но мои слова искажаются, я должен…
Голицын замахал рукой:
– Пожалуйста, избавьте меня.
– Нет, разрешите. Сегодня мы с Крыловым обсуждали планы лаборатории. Сергей Ильич заявил, что мы занимаемся никому не нужной тематикой. Не буду приводить неподобающих выражений. Руководство плохое, подавляет инициативу. Правильно я излагаю, Сергей Ильич? А ваши слова были, что Аркадий Борисович избегает современной физики? Отстал, не способен и прочее. Ну а что касается этой записки, то как я могу утверждать обратное, если я сам ее готовил по просьбе Аркадия Борисовича?
– Да, да, – упавшим голосом подтвердил Голицын.
– Не мое дело судить вас, Сергей Ильич, но некрасиво все это, некрасиво.
Крылов ошеломленно молчал. С тупым любопытством отметил, что голос Агатова срывается от совершенно искреннего волнения и на бледном лице проступили большие печальные глаза.
– Лучше горькая правда, Аркадий Борисович, чем сладкая ложь. Мне противны интриги. Если бы Сергей Ильич прямо, по-честному… Я знаю, конечно, он ваш протеже и я пострадаю на этом, зато совесть моя будет чиста.
Агатов повернулся к Голицыну:
– Разрешите, Аркадий Борисович, я сам отвезу Южину наше заключение.
– Да, пожалуйста, спасибо, – сказал Голицын. – Поезжайте. Когда дверь за Агатовым прикрылась, Крылов опомнился:
– Аркадий Борисович, все это не так… Голицын молчал, брезгливо оттопырив губу.
– Черт с ним, с Агатовым… – сказал Крылов. – Тут в другом дело.
