Ведь не Европа, а именно Красная Армия, ценой колоссальных жертв, внесла главный вклад в разгром Гитлера. Значение этой Победы, сегодня, пытаются всячески приуменьшить. Тут и там раздаются голоса, отрицающие сам факт Холокоста. Намеренно перетасовывая факты Мюнхенского сговора с Гитлером стран Франции, Великобритании и Польши, выпячивают договор Молотова-Риббентропа, как одной из причин второй мировой.
Девятого Мая 1997 года, ветераны войны, впервые в израильской истории, собрались на торжественном мероприятии, в самом большом ресторане Нетивота.
Праздновался День Победы по Московскому календарю. Правда, день этот, был наполнен особой горечью. Отца, который готовил этот праздник, уже с нами не было. Прошлой ночью, он умер в больнице от острой ураганной лейкемии. Его не стало в великий День Победы.
Утром, 9 Мая, мы схоронили отца на старом Нетивотском кладбище.
Первый тост выпили, как полагается, не чокаясь…
_______________
Сегодня, мой дорогой Папа, 9 Мая стал официальным Праздником Победы для всего Израиля. В этом важная, очень драгоценная частичка Твоего личного участия, беспокойной и доброй энергии Твоей Души.
Минуту молчания буду стоять смирно.
За спиной будут находиться, и Красная площадь, и весь Израиль. С нами будет идти огромный Бессмертный полк. Он прошагает по родным Сокирянам, солнечному Тирасполю, тёплому Ашдоду, маленькому Нетивоту, красавцу Ленинграду. Отважным Москве и Одессе, Киеву и Сталинграду, десяткам городов-Героев. Он будет шагать по всей нашей небольшой, но дорогой планете, которую Вы отстояли с Честью.
Спасибо, папа. Спасибо, что победил…
Мудрецы недаром говорят, что человека определяет окружение. Меня, с самого раннего детства, в Союзе окружали бывшие и действующие зэки.
Они меня и говорить-то научили. Родители, родственники, знакомые уже начали, было, переживать, что мальчик достиг двух лет, а все не разговаривает. Поэтому моё первое слово, конечно, очень обрадовало. Но…
Знойным летом 1957 года, заключенные, охраняемые автоматчиками и злющими овчарками, начали перекладывать дорогу неподалёку от нашего дома.
Брусчатка для второстепенной улочки маленького местечка Сокиряны, почему-то, подбиралась почти сродни той, что была на Красной площади. Сказывалась близость больших карьеров.
Бабушка Ривка, увидев на яростном июльском солнце толпу изможденных мужиков, обливавшихся потом и ворочавших тяжеленные камни, мгновенно потеряла покой.
Отмахиваясь от свирепых конвоиров, как от назойливых мух, она бесстрашно и неистово ввинчивалась в работавший муравейник, поначалу, только раздавая кружки с холодной колодезной водой и ломти хлеба, которого у нас-то и дома было совсем немного.
В ответ на конвоирское, «Не положено!», с ее стороны начиналась особо скоростная раздача супа, наспех приготовленного из того, что" Б-г послал».
Я опрометью носился от бабушки, стоявшей с большой кастрюлей на раздаче, в группку улыбавшихся потных бритоголовых мужиков и тащил, тащил им все новые миски с едой.
Под конец, запыхавшись, усаживался поесть за компанию со всеми. Ривка передавала мне персональную тарелочку, и я с удовольствием уписывал все подряд.
Какое-то, даже кожей ощутимое поле зверского аппетита, заражало все окружающее. Активно чавкали все. И заключенные, и овчарки, и конвоиры.
Последних, вконец, задобрили несколько рюмок вишневой наливки и на все последовавшие дней десять, пока толпа каторжников не передвинулась в соседний квартал, и окриков, и лая овчарок было уже, совсем-совсем, немного.
