– Так точно. Я давно об этом размышлял, товарищ генерал. А раз уж так случилось, то значит, это судьба.
– Судьба, – усмехнулся он, – а если бы я не видел, как все было, или если бы увидел просто перевернутый танк и не понял бы, что деваться тебе было некуда от этого оползня, или если бы погибли люди?
– Если бы экипаж вел машину «по-походному», могли погибнуть, но мы вели «по-боевому», конечно, так сложней, зато все живы, – ответил я.
– Товарищ командир полка, он дело говорит, а у тебя половина экипажей вели «по-походному», – генерал вновь повернулся к командиру.
Командир зло зыркнул на меня: мол, меньше трепись, командующий уедет, а я останусь.
Но фортуна мне в тот день улыбалась. Командующий перехватил взгляд полковника.
– А что ты еще умеешь делать, сынок? – снова спросил он.
– Немного занимался борьбой, есть разряд по стрельбе… – И неожиданно из меня выскочило: – Кидаю ножи.
– Чего?
– Кидаю в цель нож. – Я был уже и сам не рад длинному языку.
– Покажи!
Я крикнул своим танкистам, чтобы дали мне штык-нож.
– Куда кинуть?
– А вон в ту сосну, – генерал завелся, как пацан, а я, наоборот, совсем успокоился.
Штык-нож вонзился в сосну.
– Молодец! Где научился? На военных кафедрах этому не обучают.
– Это с детства, товарищ командующий, у нас в поселке все так кидают, еще и лучше.
– Как уж лучше?
– Показать?
– Ты мне сегодня все ученья сорвешь, ну показывай.
Я взял два штык-ножа, секунд пять сосредотачивался и, когда понял, что попаду, с двух рук бросил ножи в стоявшие рядом деревья. Попал.
– Правда, так у меня не всегда получается, – признался я.
– Сегодня, наверное, твой день. – Генерал, повернувшись к командиру полка, приказал: – Товарищ полковник, я у тебя его забираю. Сразу после учений. Не задерживать ни на день.
– Есть, – ответил комполка.
Так я оказался в штабе округа. Потом были курсы «Выстрел», потом служба в разведбате в Венгрии. Там опять повезло.
Во время учений мне с двумя воинами удалось захватить карту командующего условного противника. Был большой переполох, но мы залегли на хуторе у моей подружки и неделю не высовывали носа. Когда улеглось, переоделись в гражданку и вернулись с картой к себе. Мне за это дали орден Красной Звезды и направили поступать в одно очень интересное учебное заведение. После несложных экзаменов было собеседование. Каждый из двадцати пяти поступающих входил в кабинет и через минуту, мало чего понимая, выходил. Вошел и я. За столом сидел мужичок в гражданке. Я отрапортовал, как учили, он сказал: «Свободен», и я вышел.
Потом всех собрали и зачитали, кто поступил. Прошло трое. Меня в списке не было. Подполковник, зачитавший список, переговорил с каждым. Мне сказал, что я не прошел из-за запоминающейся внешности. А еще он сказал, что если есть желание, то могу без экзаменов поступить в Академию имени Фрунзе. Я согласился.
Три года в академии пролетели быстро. А перед выпуском я сорвался. Набил морду одному старлею за то, что издевался на полигоне над солдатиком, самым безобидным и слабым. Старлей оказался сынком большого чина в управлении кадров. Меня отчислили из академии, запихнули в Тмутаракань. Там устроили суд офицерской чести, сняли звезду с погон, и проторчал я почти пятнадцать лет начальником штаба батальона.
Там женился и пристрастился к чтению, охоте и прочим мелким провинциальным радостям. Времени было больше, чем надо. Дети росли. Мы с женой старели.
