Социологический ежегодник 2010 - страница 25

Ракель Соса, нашему новому вице-президенту по программе, и мне хотелось бы использовать дискуссии в Тайбэе как платформу для конгресса 2014 г. в Йокогаме. Его обобщающий лозунг – «Перед лицом неравного мира: Вызовы глобальной социологии». Мы перейдем от расколов, с которыми мы сталкиваемся внутри нашего сообщества, к ошеломляющим неравенствам на мировой сцене. Дело не просто в том, чтобы зафиксировать их множественные параметры, хотя это само по себе важно. Нам нужно понять глубинные процессы, которые их порождают, – в особенности создание новых форм эксплуатации, но также исключение рабочей силы, опустошающие последствия новых финансовых систем, разрушение окружающей среды, приватизация знания (здесь названы лишь четыре процесса, общие для всего мира). Одного объяснения здесь недостаточно; мы многое узнаём, предлагая и используя способы, с помощью которых можно аннулировать эти неравенства, от микроэкспериментов в экосообществах до таких систем кооперативов, как Мондрагон, и налога Тобина на финансовые трансакции. Для каждой критической позиции мы должны обеспечивать конструктивные и конкретные альтернативы. Социология как реальная утопия должна укрепляться связями с другими реальными утопиями.

Многие из тем, предлагаемых нами, уже были приведены «в движение» в Гётеборге. Мы намерены уделить им всестороннее и пристальное внимание в Йокогаме. Тем временем впереди нас ждет многообещающая программа, осуществление которой будет планироваться на страницах предлагаемого бюллетеня. Движения МСА в предстоящие четыре года больше всего зависит от вашей реакции, как критической, так и позитивной.

Рэймонд А. Морроу, профессор социологии Университета Альберты (Эдмонтон, Канада), полагает, что призыв Майкла Буравого к институционализации публичной социологии (2, с. 4–28), являясь по форме политическим манифестом, на деле представляет собой «амбициозную социально-теоретическую схему реконструкции всего дисциплинарного пространства социологии как науки» (с. 470). К сожалению, предложенная схема, при всей ее внешней привлекательности, осталась непроработанной: она напоминает поле, которое забыли возделать, прежде чем бросить туда семена. Если сама по себе идея обновления социологии, прозвучавшая в президентском обращении Буравого к Американской социологической ассоциации в 2004 г., импонирует автору статьи, то способы ее теоретико-практической реализации в рамках модели социально-политической переориентации всей дисциплины вызывают серьезные возражения. Предложенное Буравым разделение дисциплинарного поля социологии на четыре отдельных сегмента (профессиональная, политическая, критическая, публичная социология), ориентированных (попарно) на инструментальное либо рефлексивное знание, нуждается в радикальном переосмыслении. Такой шаг, в свою очередь, предполагает выработку «конструктивных альтернатив», обсуждение которых и составляет основное содержание настоящей статьи.

Обращение Буравого к своим коллегам в США вызвало широкую дискуссию в международном сообществе социальных ученых – беспрецедентную по своей географии и полемической заостренности, замечает Морроу. У создателя проекта четырехчастной социологии нашлось немало оппонентов – и не меньшее число сторонников. Последних привлекла «используемая Буравым умиротворяющая фразеология дюркгеймовского плюрализма, сулящая надежду на эффективность новейших форм разделения труда» в социологии (с. 48). Не причисляя себя к заложникам этой иллюзии, Морроу тем не менее не разделяет и огульного отрицания программы Буравого, в особенности ее «реконструктивного пафоса». «Проблема состоит в том, что при ближайшем рассмотрении эта модель в ее настоящем виде – несмотря на всю провокационную дидактическую интуицию, которая подготовила ее возникновение и послужила основанием для ее эвристического использования, – не может быть одобрена в качестве (мета)теоретической схемы социологии», – констатирует Морроу (там же). Другими словами, канадский социолог выступает за кардинальную реконструкцию проекта М. Буравого – при сохранении его «реконструктивной направленности». В этом он видит отличие своей точки зрения (и задач своей статьи) от принципиального неприятия позиции Буравого многими социологами Нового и Старого Света.