Соизволением твоим. Избранное - страница 4



да так, что у бога скользит по щеке слеза.


Живи для меня в этом мире, где ландыши вянут,

где цвет от черёмух спадает, как снег в декабрях,

чтоб наши уставшие души сошлись у трамвая,

в котором есть место для двух, и одно для костра.

Ещё не успели мы смять одиночества письма,

испить на двоих угловатую жизнь, не спеша,

но тянется сладкою ватой болтливое время,

пока нас волнует живое под шум камыша.


Живи для меня, для тебя я уже существую,

кричи, говори и пиши мне о чувствах шестых,

шепчи, что я буду твоя, что немного волную,

люби – так, как будто я завтра случайно умру

панический бег

Мне надо бежать,
не оглядываясь
и звонко кричать,
не оправдываясь —
ты тянешь меня на дно.
С тобой исцеляюсь
минутами,
с мечтой погибаю
секундами —
анфас полусмерти давно.
Живых нет улыбок —
потеряны,
истерики все —
холерики,
и зыбь от пророчества волн.
Играем вдвоём
в иголочки —
от них наши души
корочки —
и мысли, как битый фарфор.
И белая моногамия
темнеет  внутри
дозами —
агатовыми росами —
от сытости твоих слов.
Панический бег
от слабости,
что буду любить
до старости,
сжигая твой «инь» собой

изменяя оттенок мечты

ты втыкаешь калёные иглы

в чёрный бархат ночных монологов

по ту сторону чисел явлений

сна уродца из-под полы

истекаешь отмученным словом

боголепную голь поглощая

не теряя фонемных привычек

изменяя оттенок мечты

и уходишь в себя кочевую

по бессмысленным тикам сердечным

за истерзанность зим и возможность

на страницы души прикипать

в недожизнь за портретную осень

неопознанной между объятий

человечно скривлённой от боли

не записанной в собственный рай

приду зимою

Со мною вечер исчезал,
сползая по небу вальяжно
по киноварной широте,
по краю небного кафтана.
Ты не ищи меня теперь,
я потеряюсь в белом поле,
в своей пушистой пустоте,
в своём небесном лукоморье.
Там по тебе пролью слезу,
дождусь покорного ребёнка,
вдохну надежду в мерзлоту.
А здесь, где я, лишь крик совёнка.
Со мною вечер говорит,
осенний шут в дожди играет.
Ты не ищи меня пока.
Приду зимою запоздалой

путник пьяный ты

Как пропитаны
нервы музыкой,
так и я пропитана
твоим шёпотом.
На твоих аккордах
мысли спутаны,
и под веками
сны штрихкодами.
Путник пьяный ты
тропы ломаной,
кот, не принятый
едким городом.
За чертой разливы,
мачты сломаны.
Ты желаем
душой вспоротой

просто пыль

Посмотри, как без нежности осень черствеет,

солнценитками вшита в неё пустота —

запечатана, втёрта под рёбра больнее.

И скулит под одеждой земная тоска —

та, что легче ветров, чёрных дыр тяжелее,

холоднее зимы, громче боя в часах.


Наши сны обнимаются с тусклостью неба,

долго спящим богам открывают глаза,

исчезают, впиваясь в сознание терпко.

Старый ангел едва держит счастье в руках —

то, что тише прибоя, ароматнее трав,

горше сладкой нуги. Мир немеет без нас.


Мы без нежности Времени пыль

русалочье

В твоей глубине вижу страхи земли,

нетронутой пустоты, молчанья безмерного,

дряблость луны, упавшей в тебя, чтобы плакать

о том, что прошло и чему не бывать,

пока небо тянет – лучами – постоянное солнце

в твоё тёмное скучное море,

но его свет бессилен в обители одиночества.

Глаза бы закрыть, да вода не даёт —

ледяное дыхание подводных течений

из мыслей твоих и касания волн

по ткани моего живого

белого платья.

Давно отражаюсь в боках рыбьих тел,

касаясь руками водоворотов

владений твоих,

теперь вместо ног у меня – плавник,

так легче тебя проплывать всего…

Вкушаю тебя с камнями подводными,

скалою сложившимися,

на соль пробую,

отдаюсь желаниям бессмысленным,

кружу в тебе, плавясь, как воск при огне,