Соль партизанской земли - страница 8

«Мы с вами крепкая, боевая воинская часть, действующая в тылу противника, – говорил комбриг. – Что мы уже сделали, сколько врагов положили, сами знаете. А потери, как видите, понесли совсем незначительные. Значит, тут воевать можно. И мы еще повоюем, наделаем немцу шороху. А выполним задачу – двинем через фронт. И запомните, товарищи, наши войска не разбиты, как об этом пишет враг в своих листовках. Правда, Красной Армии пока приходится отступать. Но зря враг радуется нашему отступлению. Нам придется биться долго, и впереди предстоят еще немалые испытания. Только не враг, а мы с вами будем праздновать Победу!.. Не мои это слова – партия так говорит. А раз говорит партия – значит, так будет. Запомните на всю войну!».

Слова полковника А. Ф. Левашова сбылись в точности. Но этому замечательному человеку не довелось дожить до победы. В ночь на 23 февраля 1942 года, будучи уже командиром 4-го воздушно-десантного корпуса и генерал-майором, он снова вылетел во вражеский тыл. Самолет, на котором летел командир корпуса, атаковал ночной истребитель врага. Крупнокалиберная пуля, пробившая обшивку кабины, наповал сразила Левашова…

О его гибели я узнал после войны. Я и сейчас вижу его перед строем бригады – спокойное, обветренное лицо, крепко сбитая фигура, пилотка, гимнастерка, туго перетянутая ремнем, четыре шпалы в голубых петлицах…

С этого памятного боя с гитлеровской дивизией враг преследовал нас по пятам. Пришлось бросить автомашины, орудия, походные кухни. В непрерывных стычках таяли боеприпасы… Насколько я мог судить о маршруте, мы шли на юго-восток.

Но вот, неподалеку от местечка Паричи, нас подстерегла беда: при попытке перейти железную дорогу бригада наткнулась на засаду. Случилось это ночью. Наша рота, которая шла в головном охранении, первой попала под огонь. Никогда не забуду того рокового места – поросшего редкой лещиной, освещенного ледяным светом ракет, сплошной, почти в упор треск очередей, разрывы мин и гранат. Мы залегли, прижимаясь к земле. Прямо передо мной среди ветвей бились вспышки автоматов и пулеметов… Что-то – не то осколок, не то пуля ударила в автомат, заклинила затвор.

– Назад! – сквозь гром донесся до меня голос Лобецкого.

Не поднимая головы, я принялся отползать. Руки наткнулись на что-то мягкое: передо мной лежал человек, широко раскинув руки. Он был мертв, в правой руке зажат пистолет. Я осторожно высвободил оружие, сунул его в карман. Потом, пригибаясь, побежал к лесу, что темнел неподалеку. На опушке уже собралось немало уцелевших десантников. Тут же были Лобецкий и командир роты Хотеенков.

– Берите людей и вперед! – перекрикивая пулеметы, приказал мне командир роты. – Будем выходить по азимуту сто тридцать семь!

При свете ракет, которые, не переставая, бросали гитлеровцы, я разыскал трех человек из своего отделения и, поглядывая на светящуюся картушку компаса, двинулся по азимуту, указанному Хотеенковым. Мы шли километра четыре. Стрельба стихла. Ракеты погасли. Нас окружала кромешная тьма. Моросил мелкий дождь. В сапогах противно хлюпала слякоть. Несколько раз, чтоб убедиться, следуют ли за нами остальные, я посылал связного, и он всякий раз возвращался, лаконично докладывая: «Идут». Но вот связной не вернулся. Я остановил бойцов – Зверева и другого, имени которого не помню. Некоторое время мы ждали. Потом сами двинулись назад. Никого. Кинулись влево, вправо – тот же результат. Продолжать поиски в такой темноте бессмысленно.