Майор помолчал, осмысливая услышанное. Вывод сделал неожиданный:
– Петрович! Характеристика из института есть на умника твоего?
– Вроде нету. Сейчас еще раз гляну… Нет.
– Почему нет характеристики? – майор вперил взгляд в меня. Глаза у него были очень бледные, едва голубые. Чудь белоглазая – иногда говорят про таких.
– Не могу знать, – я чуть пожал плечами, предчувствуя команду типа: «Петрович, отправь на него запрос в институт, пусть характеристику пришлют»!.. Может быть, так оно и было, но тут Смольников перехватил бразды разговора:
– Денис Семеныч, его надо на все виды довольствия поставить. Сергеев, у тебя шинель, парадка, п/ш… Ну, похоже, нету?
– Нет, товарищ старший лейтенант. Сказали, все на месте выдадут.
– Ну, конечно!.. – Демин выматерился полноценно. – Лишь бы спихнуть в одной хэбэшке… Ладно, Петрович, давай устраивай их, у меня тут еще кое-какие дела есть. Надо этим отличникам пару фитилей вставить. Заодно и за тебя побуду, за дежурного. Только не тяни!
– Тянут девок в бардаке… – пробурчал Смольников. – Пошли, Сергеев.
– Гром, вперед, – велел я псу, дисциплинированно сидевшему у моей правой ноги, как бы приросшему к ней, так что я чувствовал его живое тепло.
И мы пошли, слыша, как Демин, шагнув в здание КПП, заорал:
– А ну, аксакалы, мать всех ети, быстро сюда! Левченко!..
– Тебе говорили, что наша часть собой представляет? – спросил взводный.
– В общих чертах. База ГСМ центрального подчинения.
– Так! А это что значит?.. Что территория хранения громадная, – он повел левой рукой.
Я глянул туда. Мы шли мимо здания с обширными воротами, явно гаража, возле которого стоял бульдозер ДТ-75. За этим зданием и за забором типа «сетка рабица» располагались приземистые склады, ангары, а за ними лес, лес, лес… северный хмурый хвойный лес с редким березовым вкраплением. Я сообразил, что резервуары с горючим находятся за этим лесом. Точнее, в самом лесу, в бескрайней тайге: под них специально там когда-то вырубали места дислокации, подъездные пути и зоны ограждения.
– Лаборатория, – ткнул пальцем старлей в сторону симпатичного аккуратного домика из желтого кирпича. Вообще многие складские сооружения имели этот необычный для кирпича цвет – видать, неподалеку тут имеются залежи некоей особой глины… Впрочем, это не удивительно, а удивительно то, что из лаборатории почудились мне странные звуки…
Пение?!
Это было так внезапно, даже дико, что в первый миг я не поверил ушам своим. Вслушался. Ну поют же!
– Товарищ старший лейтенант!
– Чего?
– Там, в лаборатории…
– Ну?
– Как будто поют?..
– А! Ну, это очень может быть.
Смольников, напротив, совсем не удивился.
– Постойте-ка тут…
Мы остановились. Гром поднял голову, взглянул на меня.
– Нормально, старина, – я по-братски трепанул его по голове.
Взводный открыл дверь лаборатории, и освобожденная песня рванулась из помещения:
– И-и… н-на Тиха-ам а-акеане… свой закон-чи-ли па-аход!.. О, Петрович, здорово! Ты откуда?!
– От верблюда! Палыч, ты опять нажрался? На моем дежурстве, да?.. Спасибо, на хрен!
– П-петрович, все это херня, кроме баб и коммунизма!.. Слушай! Эту песню не задушишь, не убьешь!..
И хриплый пьяный голос загорланил:
– Мальбрук в поход собрался,
Наелся кислых щей,
В походе обосрался
И помер в тот же день!
Все в войске загрустили,
Солдат и командир,
И с ним похоронили
Обосранный мундир!..
Вдова его Елена
Сидела на горшке
И жалобно пердела
