– Помогите! Замерзаю, провалилась в реку. Это Углова Нюся!
Дед, наконец, разглядел в снегу мать:
– Эк, тебя угораздило, чёртова баба! Как же ты сюда попала? Глаза, что ли, у тебя повылазили?
Поворчал дед Лазарь, протянул руку, вытащил мать, спас от верной гибели. Привёз к крайнему дому в деревне к Кузнецовой Полине и вместе с ней оттёрли свиным салом, укутали, напоили горячим молоком мать. С того дня остались у матери отметки. И без того стёртые при стирке в госпитале пальцы рук здесь тоже обмёрзли и верхушки стали куцыми.
По пурге ещё раз приходила проведать нас мать, и с первого раза её пустили ночевать Шмаковы, хотя у самих было восемь душ детей. Со всеми этими людьми мы ещё будем встречаться, жить во Вдовино после, но, забегая вперёд, скажу, что судьба этих бессердечных людей была жестокой! Может это и совпадение, но я верю в Божью кару. У Калякина сняла довольно значительную сумму сбережений, обманув его, родная сноха, якобы для покупки дома в Алма-Ате, и исчезла с ними. Калякин с горя начал беспробудно глушить самогон вместе с сыном, да так поочерёдно оба загнулись от перепоя. У Масленниковой Нади повесился взрослый сын Мишка, а она с горя тоже быстро умерла. У Крыловых аналогичная ситуация: дочь повесилась. А Захаркин умер от ожирения. Что касается Атоянца Мосеса Мосесовича, то его в эту зиму выгнали за какие-то грехи из бухгалтерии и он умер от голода вместе с женой, а сына Ашота также взяли в детдом вместе с нами.
Наступила весна 1946 года и первой новостью среди наших была:
– Слышали? Казарезова Маруська убежала с детьми! Вот отчаянная бабёнка, а? Как она эти двести вёрст до Новосибирска дойдёт? Ведь поймают, забьют до смерти.
А надо сказать, что все ссыльные отмечались каждую неделю в комендатуре. Но сразу скажу, что права поговорка: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское». Казарезова месяц добиралась до Новосибирска, прячась с детьми в кустах около дороги, когда встречались люди. А в Новосибирске забралась в товарняк и благополучно приехала в Пятигорск. Не знаю, как она там устроилась, но после нашего освобождения мы неоднократно встречались с её детьми.
Из больницы нас с Шуркой перевели, опять по настоянию Ольги Федосеевны, во Вдовинский детдом, как и мать. Её также устроила она прачкой в детдом. Всё это ей стоило опять неимоверных усилий, т. к. директор детского дома Микрюков категорически не хотел нас принимать, и звонил даже в Пихтовку какому – то начальству. Но Ольга Федосеевна перехватила телефонную трубку и всё – таки доказала кому – то, что она права.
Но Микрюков затаил на нас злость, строил всякие подлости и, в конце концов, выгнал мать и нас из детского дома, опять поставив нашу семью на грань смерти. Но об этом чуть позже.
Мать впервые за эти два ужасных года отправила письмо бабушкам Оле и Фросе, сообщив, что мы живы – здоровы.
Вдовино в то время было самое большое село в том краю – около пятисот дворов по обе стороны речки Шегарки. Два колхоза. «Северный земледелец» – слева от Шегарки, «Северное сияние» – по правую сторону речки. Во Вдовино находилась больница, школа – семилетка, точнее 5 – 7 классы. Вторая начальная школа за прудом, 1 – 4 классы. Имелась почта, мельница, пекарня, магазин, клуб. Село большое, раскидистое, привольно размахнулось, расстроилось по берегам красивой таёжной речке Шегарки, извилистой, с широкими омутами, спокойной и неторопливой. Сразу за деревней колхозные поля. Сажали в то время рожь, лён, овёс, картофель, горох, брюкву, свёклу и турнепс. Поля идут вперемежку с перелесками и чем дальше от села, тем больше берёзовых, осиновых колков. А в 9 – 10 километрах начинался сплошной Красный лес, т. е. сосновый, пихтовый бор, уходящий в Васюганские болота. За деревней сразу болота, кочкарник клюквенный, гудящий летом комарьём. Слева от Вдовино большое село Каурушка (до войны было даже больше Вдовино – 650 дворов). Вверх к истокам Шегарки посёлок Жирновка (350 дворов), ещё выше Юрковка (250 дворов) и Вершина (100 дворов). Вниз по Шегарке были небольшие посёлки Лёнзавод, Носково, Хохловка, а в двадцати километрах от Вдовино большое село Пономарёвка на 800 дворов, в котором располагалась МТС, снабжавшая наши колхозы тракторами, машинами, уборочной техникой. А в пятидесяти километрах от Вдовино была наша «столица» – районное село Пихтовка на 1000 дворов. Между Пономарёвкой и Пихтовкой было ещё с десяток сёл – Атуз, Залесово, Мальчиха и Марчиха, Вьюны и другие. Вообщем, жизнь бурлила, клокотала там в те годы. Основное население там – ссыльные. Это был огромная пересыльная зона. Коренных сибиряков там было очень мало. Те, кто считал себя уже сибиряками, были сосланные в 1929 – 33г.г. семьи кулаков и подкулачников – так именовала советская власть зажиточных крестьян и тех, кто не хотел вступать в колхозы. В каждом селе была комендатура, где еженедельно отмечались все взрослые. У комендантов были в подчинении рядовые бойцы, а сами они разъезжали на сытых конях, глумясь над беззащитными людьми.
