– Крупных?
– И крупных, и мелких, и всяких, и поострее, и мусора опять же, куда без него, родимого… потом на хрена эти пальмы понаставили, лучше-то ничего не нашли?
– Сию минуту… сделаем…
Услужливо суетятся передо мной, снова вздрагиваю, когда мир преображается. Здорово они это умеют… ложусь на камни, тут же в локти впивается какая-то дрянь, довольно улыбаюсь.
– Ага, кайф…
– Нравится?
Прямо-таки сияют.
– Нравится, нравится… Вот можете же когда хотите…
Придирчиво оглядываю берег, что бы еще такого….
– Еще знаете… пятно мазутное ляпните.
– Куда?
– Куда-куда, на воду, ясс-ное дело… или нефти там какой. Хотя, можете и на берег тоже.
Вздрагиваю – когда то самое пятно оказывается прямехонько подо мной, вот черт, теперь век не отмою… Хочу ополоснуться в море, брезгливо отворачиваюсь.
– Кофейку дайте. И перекусить что-нибудь.
Оторопело смотрят на меня. Ах да, где им понять такие сложности, как что-нибудь, им конкретно давай…
– Ветчинки давайте, тосты…
С жадностью глотаю кофе, ем – через силу, надо что-то есть, а то свалюсь тут замертво, и плакали мои денежки, можно подумать, я один такой на весь мир, можно подумать, они другого дурака себе не найдут… да на земле их шесть миллиардов… Главное, не забыться, не забыть, что я делаю, а то тут не то что миссию свою, имя свое забудешь…
– Ну и… комбинатик какой-нибудь на берегу поставьте…
Не понимают. Наспех выискиваю что-то в Яндексе, сую пальцем в марсианский пейзаж Карабаша.
– Вот такой.
– Людям это нравится?
– Еще бы не нравилось, стали бы люди строить то, что им не нравится.
А что… хороший аргумент вышел…
– Вот так?
– Ну, да… и дымил чтобы посильнее, люди лю-у-юбят, когда дымно…
– Что же вы не сказали, – спохватывается главный, – а мы вас в камере без дыма держали…
– Да ладно, я не наглый, еще я дым с вас требовать буду, еще мазут, еще дождь, вы бы тут вообще разорились со мной к чертям собачьим…
– Что вы, все проплачено… вы бы сразу сказали, мы бы для вас ничего не пожалели… А, как вы сказали, дождь?
– Ага, мерзкий такой дождишко… а, то есть, мелкий, я хотел сказать…
Главный приближается ко мне, осклизлый шар, поры раздуваются, выпуская мелкие глазки. Сжимается сердце, так и сожрет меня с потрохами, не подавится…
– Да… еще скажите, что там обычно на входе пишут, добро пожаловать? Или как там…
– Проход закрыт.
– Как, еще раз?
Пишу – большими буквами на песке, вернее, уже не на песке, черт пойми, на чем, на пыли какой-то.
– Вот так.
– Прощу прощения…
Смотрю на еще одну осклизлую тварь, ты-то откуда вылез, тебя кто звал…
– Прошу прощения, я переводил тексты, по моим данным проход закрыт означает…
Бормочет что-то про тупики и запретные пути.
– Я бы такого переводчика в три шеи выгнал, – качаю головой, – кого в переводчиках держите-то?
– Осклизлая тварь чернеет, пятится назад. Черт, только бы его не казнили теперь… хотя… мне-то что, казнят, туда ему и дорога…
– Вот так, да? – кто-то сует мне под нос табличку.
Довольно киваю.
– Еще знаете… значок вот такой поставьте… Это сигнал такой… особого расположения…
Неловко вырисовываю череп со скрещенными костями, обвожу треугольником. Сойдет… Спохватываюсь, рисую еще один знак, черный трилистник на желтом фоне.
Ну что еще, что… отпустите вы меня или нет, гады… А кто вообще сказал, что они меня отпустят, наобещали златые горы, реки, полные вина… Что, зря у них, что ли, холодильнище стоит, так и кажется, откроешь, а там тела…
