Это я о чем…
Ну да, что все про тебя знаю. И как ты в Торговом на кассе сидишь, платы за интернет собираешь, боссы твои тарифы задрали, а с людей по старинке плату взяли, теперь у всего района интернет не работает. Они сейчас все к тебе доплачивать придут, и ругать тебя будут на чем свет стоит, хоть ты тут не при чем…
Только ты того еще не знаешь.
А я знаю.
Работа такая, все знать…
Выезжаю со двора, что-то щекочет в голове, притормаживаю, резко, как-то слишком резко, прохожие оглядываются, ты, мол, чего. А я чего, а я ничего… пропускаю юлящий за мной розовый матиз, он резво вырывается вперед, тут же летит кувырком, сбитый черным джипом на перекрестке.
Довольно киваю – самому себе.
– Как это вы… успели… – шепчет, маленькая, напуганная, глазки блестят.
– Что хочешь, Ириска, работа такая, все знать…
– А откуда знаете, что я Ириска?
Говорю тебе, работа такая… и не Ириска ты, а Иришка, а подруги тебя Ириской зовут…
Смотрит недоверчиво, думает, не выскочить ли из машины. Думай, думай, мне все равно… и вообще, я знаю – не выскочишь, не надумаешь, я все знаю.
Работа такая. Еще когда все знал… еще когда этот, Пулий Патриций расхаживал передо мной, заламывал руки, обижался, видно было, и правда на меня крепко обижен…
– Не понимаю, Лукий, что за неуместная гордыня подстрекает тебя отвергнуть мое приглашение, что за нелепая леность мешает тебе посетить мой прекрасный дом. И даже не забивай мой слух оговорками про неотложные дела, знаю я, нет у тебя никаких дел…
– Как-нибудь… в другой раз, – говорил я, – в следующем месяце непременно.
– Что в следующем месяце, если сейчас жаждет сердце мое увидеть милого сердцу друга в моем доме! Для того ли купил я дом в Помпее, для того ли разбил вокруг дома цветущий сад, чтобы теперь лучший мой друг отвергал меня?
– Клянусь тебе, на той неделе непременно…
Что мне та неделя, что тебе мешает сейчас прервать свой путь на пару дней, разделить со мной кров? Я не видел тебя три года, и боги послали нам короткую встречу, чтобы ты снова исчез, только появившись на горизонте?
Кажется, я поссорился с ним тогда. Не помню. Помню, как он уехал прочь, на своей колеснице, нахлестывал раба, который в свою очередь нахлестывал тетриппу…
Я знал, что вижу Пулия Патриция последний раз.
Работа у меня такая – все знать…
– Давно там работаете?
Спрашиваю, уже знаю, скажет:
– Давно.
И знаю, что никакое не – давно, месяц ты там работаешь…
Все про тебя знаю.
Работа такая – все знать.
И что до работы ты сегодня не доберешься, тоже знаю, когда побежишь по Торговому к своей кассе, в зал уже войдет опоясанный человек, уже начнется отсчет времени на его поясе – десять, девять, восемь…
Все знаю.
Работа такая…
Да что у тебя за работа, уже и не видишь ничего кроме своей работы…
Голос – откуда-то из ниоткуда, из прошлого, кто мне это сказал, и когда, уже не помню имени этой женщины, да знал ли я ее имя… нет, знал, работа у меня такая – все знать…
Тоненькая, затянутая в корсет, вся какая-то водянистая, глаза блеклые, как у рыбы, волосы бесцветные… что в ней мужчины находили… но что-то находили, одна она никогда не оставалась, я был у нее не единственный, даже когда встречались – тайком от мужа – в каких-то отелях, когда она шептала мне – давай убежим, завала куда-то – за дальние горизонты к дальним берегам…
Да что у тебя за работа, уже и не видишь ничего, кроме…
Да, она мне это сказала – там, на причале, куда позвала меня – через каких-то посыльных, какими-то письмами, ни в коем случае не садись в первый кэб, езжай – до вокзала Ватерлоо, и в Саутгемптон, муж все знает, и все такое… муж все знает, знала бы она, кто из нас двоих все знает…
