Солнце Парижа. Часть 3. Закат. Чужие - страница 2

Но предаваться ностальгии по безвозвратно ушедшему ему не позволил появившийся, наконец, конвой из четырёх вооружённых полицейских. С узника сняли кандалы и сопроводили к боковому входу в здание. Всё-таки некоторые крупицы любопытства ещё оставались в заключённом: он рассматривал фронтон и колоннаду, так напоминающие архитектуру местной Оперы. Нет, Андрей был категорически против своего выступления на сцене Дворца Правосудия. Пусть это выпадет на долю… заключённый бросил взгляд на площадь перед зданием… на долю месье, памятник которому стоял перед Дворцом. Правда, кому теперь интересно его мнение? Впрочем, как и мнение этого застывшего господина.

– Кто это? – не удержался от вопроса Андрей, оглянувшись на уже «старого» знакомого.

– Адвокат. Его, кажется, застрелили, – ответ усатого полицейского с пухлыми губами отличался лаконичностью.

Безрадостные символы местного правосудия не предвещали ему ничего хорошего, взгляд заключённого бездумно пробегал по потолочным сводам, украшенным барельефами философов, мудрецов и богинь правосудия. Тем временем его завели куда-то под лестницу, где он оказался в маленькой комнатке без окон. Его сразу усадили на стул перед монументальным столом, за которым важно восседал не менее монументальный мужчина в мантии.

«Опять какая-то ищейка? Разве им было мало? Я же всё рассказал, – Андрей с кислой миной вспомнил тюремные допросы, на которых он или качал головой, или кивал. Андрей оглянулся на сопровождающих за разъяснением. – Или из прокурорских?» – но он ошибся.

– Твой адвокат, – усатый тюремщик кивнул в сторону мужчины за столом, – мэтр Фуше и его помощник, – только сейчас узник заметил в углу скучающего молодого человека с блокнотом в руке.

«Фуше? Однофамилец министра полиции Бонапарта? В этой земле всё наполнено символизмом, – у заключённого не иссякали причины сохранять кислую мину. – Забавно. Символы передают суть вещей, не зря наша эпоха родила символизм», – несмотря на трагизм своего положения, в его голове плыли какие-то мысли о неизменности принципов жерновов французской ойкумены со времён Великой революции: Мария-Антуанетта, Робеспьер и вот теперь – Андре Градоф. Глупые, конечно, мысли, но они возникали как неизбежная реакция – отвлечься от предчувствия близкой и неотвратимой смерти…

– У вас есть только полчаса, так что поторопитесь, – звук голоса полицейского отвлёк Андрея от размышлений о неизбежной бренности бытия. – Мы будем за дверью, – конвоиры вышли из комнаты, но двери до конца не прикрыли. Кто знает, что ещё может вытворить этот безумный русский?

Теперь узник мог сосредоточить всё своё внимание на оставшихся в помещении. При ближайшем рассмотрении мэтр Фуше оказался не такой уж монументальной фигурой – всего лишь эффект, создаваемый адвокатской мантией на его плечах. Сколько ему было лет? Вряд ли кто-нибудь мог точно сказать: может быть пятьдесят, а может быть, и все семьдесят. И причина этой неопределённости буквально красовалась на лице адвоката: расчёсанные на косой пробор седые волосы, густая окладистая борода, из-под которой виднелось белое жабо, на носу служителя справедливого правосудия восседали круглые очочки, дужки которых тонули в волосах, а в довершение всего – на его макушке красовалась ермолка с помпоном. Наверное, главная деталь в его облике, невольно притягивающая всё внимание.

«Опять забавно, – хмыкнул про себя узник. – Театральные одеяния как нельзя лучше подходят к представлениям, которые разыгрываются в этой Опере Правосудия. Не случайно они так похожи», – забавное наблюдение не сильно подняло его настроение.