Солнце Парижа. Часть 3. Закат. Чужие - страница 3



В фигуре помощника адвоката Андрей не нашёл ничего примечательного: молодой человек в коричневом сюртуке беззаботно вертел головой, иногда позёвывая в ладонь, и даже появление подсудимого не вызвало у него особенного интереса.

Долго поразмышлять на тему справедливости современных судебных процессов Андрей не успел – его отвлёк мужчина за столом. Прокашлявшись, он представился и уведомил с печальным вздохом о своём назначении в качестве защитника месье Градофа. Несмотря на густую растительность, скрывавшую мимику мэтра Фуше, можно было безошибочно понять, что он разочарован таким поворотом своей профессиональной судьбы.

«Бедняга. Он боролся против такого назначения до последнего, – наверное, Андрей должен был посочувствовать ему, но, увы, не мог. – Вот почему мэтр Фуше тянул до последнего, так и не появившись в тюрьме», – впрочем, подсудимого мало волновали перипетии ещё не начавшегося своего судебного процесса. К тому же вряд ли Андрей мог пожаловаться на несправедливость выдвинутых против себя обвинений.

Мэтр Фуше отличался деловой хваткой и сразу взял быка за рога:

– Месье Градоф, полагаю, нам надо выдвинуть свою версию случившегося, – наверное, он должен хитро улыбнуться, но из-за растительности на лице об этом можно было только догадываться. – Надо найти истинного, ну или предложить кого-нибудь на роль на истинного виновника…

Подсудимый взглянул на помощника адвоката, тот явно не собирался вникать в умозаключения своего патрона, продолжая позёвывать и безразлично бросать взгляды на навязанного им клиента. Он как будто присутствовал на бессмысленной, но такой естественной процедуре, что отказаться от неё являлось бы кощунством. Пожалуй, такое настроение было настолько заразительным, что Андрей невольно почувствовал желание зевнуть. Однако мэтр Фуше ни в малейшей степени не чувствовал витавшего в воздухе настроения, продолжая излагать свои мысли:

– В материалах Вашего дела фигурирует некая мадам Гумилеф, – француз, не отрываясь от бумаг перед собой, поднял указательный палец вверх, словно совершил открытие. – Мы будем утверждать, что всё это совершила эта самая мадам Гумилеф, а Вы были всего лишь безвольной игрушкой в её коварных руках…

«Как он глуп, этот адвокат, – первая мысль, возникшая у Андрея, но только первая; вторая была более рассудительной: – Выдумывать линию защиты, даже самую глупую – это его формальная обязанность, его ремесло… Ремесло? На самом деле его ремесло больше похоже на шутовство, сочиняет свою партию для неизменной композиции фарса…»

– Ну как Вам такая версия событий? – мэтр Фуше замолчал, триумфально откинувшись на спинку стула и подняв взгляд на подзащитного. Но, очевидно, не заметил на лице обвиняемого явного удивления своим адвокатским искусством.

«Хотя в какой-то мере деяния его пронырливого адвокатского племени можно назвать искусством, – всё-таки вынужден был признать Андрей. – В этом разыгрываемом изо дня в день спектакле они хотя бы немного играют, – подсудимый наблюдал мэтра Фуше, поблёскивающего на подзащитного стёклами очков, – иногда от души».

Тем временем француз инстинктивно оглянулся на своего помощника – тот был уже привычен к такого рода сценам, поэтому изобразил сосредоточенность, уставившись в блокнот, кивая и даже прекратив зевать. Однако старания адвоката пропали даром.

– Ни о какой мадам Гумилеф я не слышал и ничего не знаю по делу неизвестной мне дамы, – Андрей озвучил уже надоевшую за время допросов фразу.