– Ей невозможно угодить, да она ещё и чинит произвол. Она отняла у моей Кимберли медальон, доставшийся ей от покойного отца, и дитя весь вечер было безутешно… – И миссис Дженкинсон тоже смахнула с румяной мясистой щеки слезу. – Конечно, этой безродной особе из приюта подкидышей невдомёк, как дорога добропорядочным детям память об их родителях.
Супруг миссис Дженкинсон отличался необузданным нравом. Будучи в подпитии, гонял жену по дому раскалённой кочергой и готов был удавить за каждый истраченный шиллинг. Миссис Дженкинсон не питала к нему нежных чувств при жизни, но как только он преставился, ей неожиданно понравилось строить из себя горькую вдову. Войдя в эту роль, она почувствовала такой прилив творческого вдохновения, что уже десять лет лицедействовала, не зная усталости.
Миссис Рэкхем была чужда вдовья печаль, и из услышанного она поняла лишь то, что Кимберли забавлялась на уроке медальоном, мисс Хадсон отобрала его, положила в стол и забыла вернуть, а миссис Дженкинсон и рада делать гору из кротовины, поскольку успехи её дочери с приходом новой учительницы оставляли желать лучшего. Тем не менее миссис Рэкхем состроила сочувственную мину – так было удобней. Что до мисс Хадсон, то пусть этот случай послужит ей уроком. Сиротка оказалась не такой уж и кроткой. Один раз почувствовав себя без вины виноватой, она осознает свою ничтожность и незначительность.
Между тем в классе шла разминка.
– Журавли-журавли!
– Курлы-курлы!
– Вы куда летите?
Лететь с косяком журавлей на юг было гораздо интересней, чем делать упражнения под снулые монотонные «раз-два-три» мисс Шру или страдальческие – мисс Перкинс, и девочки энергично махали руками. Тут прибежала служанка и сообщила, что директриса срочно вызывает мисс Хадсон. Та оставила вместо себя Мэри и нехотя отправилась в кабинет начальницы с намереньем тут же вернуться, но не всё в жизни можно предугадать. Вот и миссис Рэкхем была уверена, что Гарриет хлопнет себя по лбу и немедленно принесёт миссис Дженкинсон её побрякушку. Для пущей убедительности она бы ещё заставила Гарриет извиниться, но та уверяла, что не забирала у Кимберли никакого медальона и даже не знает, как он выглядит.
– Так я и думала – она уже отнесла его в ломбард! – воскликнула миссис Дженкинсон.
– Да как вы смеете? Это гнусная клевета!
– Нет, девочка, это как ты смеешь дерзить почтенной даме!
Директриса испугалась, как бы мисс Хадсон не вцепилась миссис Дженкинсон в тюрбан, и заняла охранительную позицию между ними. Лучше бы она отправила миссис Дженкинсон домой, а с мисс Хадсон поговорила бы с глазу на глаз, но задним умом все крепки. Ситуация казалась совсем тупиковой, и тут миссис Дженкинсон выступила с инициативой, которую Кимберли явно не одобрила бы: она предложила пойти и спросить у учениц, так ли всё было, как говорит её дочь, или нет. Миссис Рэкхем почувствовала облегчение. Действительно, что может быть проще, но Гарриет категорично сказала:
– Нет, пожалуйста, не ввязывайте в это детей.
– Но почему? Если вы утверждаете, что правда на вашей стороне, чего вам опасаться?
– А как я буду при этом выглядеть? Как шкодливая первоклассница, которая напроказничала и теперь отнекивается? Когда наставник ищет у своих учеников защиты от клеветы, он неизбежно роняет себя в их глазах, чего нельзя допускать ни при каких обстоятельствах. Удивительно, почему вы этого не понимаете…
