Солнечная Мельница - страница 12




Домой Алисе не хотелось. В крохотной двухкомнатной квартире у неё больше нет своего угла – лишь раскладушка в бабушкиной спальне. Бабушка уже старенькая, мается давлением, почти не встаёт с кровати. Воздух в комнате всегда душный и спёртый, пропитанный запахом лекарств и ещё чем-то кисло-сладким – наверное, так пахнет старость. В большой комнате будет до вечера бормотать телевизор, но Алисе туда нельзя – там теперь владения дяди с тёткой. Они появились, когда умерла мама Алисы, сказали, что теперь они Алисины и бабулины опекуны, будут жить здесь, присматривать за осиротевшей девчонкой и ухаживать за больной бабулей. А дядя даже не бабушкин сын, он какой-то там внучатый племянник. Просто у бабули и Алисы больше никого не осталось из родных, а их квартира в центре города, пусть и маленькая, но стоит очень дорого. Бабушка объяснила это Алисе шёпотом, когда они неожиданно на пару часов остались дома только вдвоём. Обычно дядя и тётя постоянно торчат дома – наверное, боятся, что бабуля умрёт, а Алиса тем временем что-нибудь учудит, чтобы вытурить их из квартиры. Они же не прописаны в доме, и опекунство их вот-вот закончится – через месяц Алисе исполнится восемнадцать.


Вот бы можно было остаться на фабрике. Улечься спать тут, прямо в раздевалке. На широкую скамейку можно навалить всякого мягкого тряпья, тут его полно в ничейных шкафчиках. Над головой будут стрекотать станки – некоторые цеха работают и по ночам. Алиса свернётся клубочком, пригреется и будет мечтать до тех пор, пока глаза не закроются сами собой. И наверняка под неумолчный стрёкот ткацких станков ей приснится что-нибудь чудесное.


Но бабулю нельзя оставлять одну. Ей надо рассказать, как прошёл очередной рабочий день Алисы, какая погода на улице, принести воды и накапать в стакан лекарство, если у неё снова замельтешат чёрные мушки перед глазами. А тётка должна была сварить макароны из Алисиных запасов, отнести тарелку бабуле и оставить немного самой Алисе, она обещала утром. Тётка ведь вовсе не злая, просто пришибленная по жизни и до ужаса боится дядьку, своего мужа. Алиса тоже его боится. Из-за него она теперь вообще мужчин боится, любых, даже совсем молодых и хилых.


Так есть хочется. Надо идти домой. А эти, в коридоре, всё никак не наговорятся.


Алиса поднялась с корточек, расправила юбку. И снова вздрогнула, сильнее прежнего – за дверью отчётливо прозвучало её имя.


Точно её, ей в отделе кадров сказали, что она на всю фабрику одна с таким именем.


Алиса на цыпочках подбежала к двери и прижалась ухом к тонкой щели возле косяка.


– Да ну, нах её – ни жопы, ни титек. На лицо, правда, ничего, симпотная.


– Зато целочка, Геха.


– Чё, проверял?


– Проверил бы, если б догнал. Бегает быстро, даже не здоровается, сучка.


– Да ей лет-то сколько? Ваще ж девчонка. Не, ну нах. Заяву накатает, кукуй потом на зоне.


– Не накатает, если по обоюдному.


– Чё?


– Во колхоз, а? Ничего не будет, говорю, если сама согласится!


– И чё сказать, чтоб дала?


– Ща научу, слушай сюда.


Алиса заткнула уши. Это всё про неё. Это у неё – ни жопы, ни титек, и всех достоинств, что на лицо не уродка. Это она – «сучка», которая не здоровается и быстро бегает. Это её собираются обмануть, чтоб «сама дала». Бабуля сказала, что на фабрике её никто не обидит, что здесь помнят её маму. Всё так и получилось, женщины в прядильном цехе никогда её не обижали. И в отделе кадров написали возраст постарше, чтобы Алиса могла работать полный день. Им с бабулей очень, вот просто очень-очень нужны деньги, в магазинах и аптеке всё такое дорогое. Бабулина пенсия целиком уходит на лекарства, а дядя не даёт им ни копейки, иногда даже забирает продукты из их с бабулей половины кухонного шкафа. Алиса так радовалась, что её взяли на работу. Она изо всех сил старалась скорее научиться всему, про что не рассказывали в училище. И ей даже уже один раз дали премию! Как же так… Почему это происходит? Почему про неё сейчас говорят такие ужасные вещи? Ведь бабуля сказала, что никто не обидит… Все мужчины такие? Такие же, как Алисин дядя – при каждой встрече окидывающий её каким-то неприятным, липким взглядом? Будто примеряется, какой кусок от Алисы отрезать и зажарить себе на ужин. Или он думает о том же, о чём сейчас болтают эти… эти… те, которые за дверью? Но у него же есть жена!