Благодаря оперативности «Фермера» и его помощницы-шифровальщицы, мимо Москвы не прошло высказывание Врангеля, что «на удочку ГПУ попалась чуть ли не вся наша организация, огромное количество политических деятелей чувствуют, что у них рыльце в пушку, тем самым обнаруживают свою глупейшую роль».
Трудясь над очередным посланием, выводя каллиграфическим почерком цифры, Плевицкая замерла, когда дошла до текста, где «Фермер» сообщал о головокружительной карьере Кутепова, возможности замены им Врангеля.
«Если барон слетит с кресла начальника РОВС, чем это грозит Коле? Не останется ли муж не у дел, не иссякнет ли источник информации? Новая метла может смести приближенных к барону, вместе с другими отстраненными под метлу попадет и Коля, а этого допустить нельзя. Что если через Лидию Кутепову укрепить дружбу наших семей, стать Коле чуть ли не советником нового лидера белого движения? Сильный союзник, даже друг совсем не помешает, а лишь очень поможет в работе…..»
2
За ужином Скоблин сказал:
– Помню, как жаловалась, что засиделась в Париже. Когда выезжали в последний раз?
– Месяц назад были в Варне, выступила перед тамошней русской колонией, – напомнила Надежда.
– Русских немало не только в Болгарии, но и в Берлине.
Плевицкая пристальнее всмотрелась в мужа.
– Собираться в Берлин?
– Да, оттуда съездим в Ригу.
– А когда в долгожданную Америку?
– Ближе к зиме. Мы люди подневольные, подчиняемся приказам, а он требует посетить Прибалтику, в частности древнюю Ригу.
– Если завтра Центр потребует побывать в Эфиопии или на Мадагаскаре, поспешим и туда?
Генерал кивнул.
– С приказами не спорят, их не обсуждают, а выполняют. Надо будет – помчимся на край света. В Берлине у тебя один концерт, в Риге два на лучшей в городе площадке.
– Вновь станешь надолго пропадать?
– Буду уходить лишь на пару часов: принадлежу не только тебе, но в первую очередь Отечеству. Не забывай о предельной осторожности, чье имя бдительность – один неверный шаг, малейшая оплошность приведут к непоправимому.
Скоблин говорил прописные истины, но Плевицкая не перебивала, согласно кивала и думала:
«Мои гастроли – хорошее прикрытие задания, возможность встречаться с курьером: вдали от столичного шума и французской политической полиции, а также эмигрантской разведки, актерская профессия позволяет ездить по городам и весям, никто ни в чем не заподозрит избалованную и обласканную зрителями певицу».
Еще Надежда Васильевна задавала себе вопросы:
«Кто, интересно, на этот раз послан на встречу с Колей? Не снова ли Ковальский? Центр, дабы не назначать пароли, мог закрепить за мужем одного хорошо знакомого курьера. Если прибудет Ковальский, уведу на концерт».
Слушать нравоучения стало скучно, и она напомнила мужу про давно заслуженный ими отпуск.
– Сколько раз собирались на юг Италии – и всегда мешали твои неотложные дела, мои концерты. Давай бросим все, забудем про обязанности и побездельничаем у теплого моря.
– В нашей работе отпусков не бывает, – тихо, но жестко ответил Скоблин. – Как лошади на скачках, мы обязаны бежать, не делать остановок, не сворачивать в сторону, первыми приходить к финишу.
Вступать в спор Надежда не хотела – он мог завершиться ссорой.
«Стану держать нервы в узде, ведь от срывов стареет кожа лица, появляются морщины. Надо беречь себя. Не забывать о Коле, ему приходится труднее – взвалил на плечи сбор сведений, работу в РОВС…»
