– Без понятия, – развёл руками Семён Павлович.
– Где у вас туалет? Я отойду на несколько минут, – тихо сказал Трошин.
– Пожалуйста, по коридору налево, вторая дверь направо, – махнул рукой Головин и, посмотрев вслед быстро скрывшемуся за поворотом Трошину, добавил:
– Точно помню – где-то я его видел!
– Скажите пожалуйста, может быть, кто-то приходил к ней? Кто-то, кого Вы не знаете?
– Нет, не было никого. Только пациенты и их близкие. Правда, как-то раз ребята зашли. Молодые. Эти точно никак не были связаны с пациентками.
– Почему Вы так решили? – уточнил Илья.
– Пациенты и их родственники ведут себя иначе, – покачал головой доктор, – а эти спорили, что-то доказывали, причём, весьма эмоционально.
– Сколько их было? – спросил Илья. Крылья его носа затрепетали.
– Два парня и девушка, – Головин, задумавшись, наморщил лоб.
Тут из ординаторской раздался дребезжащий голос анестезиолога:
– Семён Палыч! Вас Иван Андреич к городскому телефону!
– Одну минуточку, – вежливо попросил Головин и быстро зашёл в ординаторскую.
У Ильи возникло знакомое чувство, будто бы рыба соскочила с крючка.
Пискнул телефон – пришло смс. Он вынул телефон из кармана и прочитал сообщение жены. На ужин сегодня его ждал салат, картофельное пюре и запечённая рыба.
Через несколько минут вышел Головин и снова повторил, что, в сущности, ничего необычного в последние недели и месяцы жизни Геворкян не происходило.
– Вы говорили, что приходили молодые люди. – напомнил ему Илья.
– Да, но я этих ребят я не запомнил, потому что они стояли ко мне спиной, – махнул рукой Семён Павлович, но сейчас припоминаю, что Эмилия Ашотовна рассказывала кому-то по телефону, что приходили молодые люди и принесли несколько листовок. Может быть, это были те самые молодые люди? Видимо, они хотели, чтобы мы разрешили разложить листовки у нас в холле, на стойке информации.
– Что за листовки? – спросил Илья.
– Буклеты против абортов, – усмехнулся Головин.
– И она разрешила?
– Нет, что Вы, – рассмеялся врач.
– Почему же? – удивился Илья.
– Ну… понимаете ли, у женщин и так стрессовое состояние. Зачем его усугублять?
– Насколько я понял, буклеты содержат информацию о том, что аборт является убийством? – спросил Илья.
Головин, тяжело вздохнув, ответил:
– Понимаете, к нам приходят пациентки с уже принятым решением, и принято оно, уверяю вас, не от хорошей жизни. Зачем действовать им на нервы?
– Процедура аборта платная? – догадался Илья.
– Аборты производятся как по ОМС, так и на платной основе, – ответил врач, и, посмотрев на часы, встал:
– Простите, в данный момент я не имею возможности уделить Вам время.
Илья тоже встал, и Семён Павлович скороговоркой проговорил:
– Если вспомню что-то важное, то непременно позвоню. Визитка Вашего коллеги, который беседовал со мной после того, как произошло это несчастье, до сих пор лежит у меня в столе.
Илья вышел на больничный двор и огляделся. Трошина младшего нигде не было видно. Он пошёл к машине.
– Илья Анатольевич, я здесь, – послышался из-за кустов голос Трошина.
– Куда пропал? – спросил Илья, открывая дверь.
– Ходил воды купить. Пить хотелось.
– В углу, напротив нас, стоял кулер.
– Да? А я не заметил, – пожал плечами Трошин, и вставил в уши наушники.
Следующие несколько дней пролетели в бешеном темпе. Илья продолжал работать по делу об убийстве гинекологов, опрашивая их близких, но никто ничего необычного не заметил. Не было никаких подозрительных звонков, новых друзей и даже гостей. Единственное – у Глинской Ларисы Фёдоровны в серванте, в хрустальной пепельнице, лежала резиновая куколка, муляж эмбриона. В точности, как у Геворкян.
