Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман - страница 45

– Это не по-рыцарски, Олег! – рассмеялся Журавский и выдал историческую справку. – Советский актер Григорий Милляр говорил, что соглашался играть Бабу Ягу лишь по одной причине: хотел избавить от этой участи прекрасных дам!

– Так, если бы Фисба была дамой! – проворчал Клементьев. – А то ремесленник, который переодевается женщиной, чтобы сыграть роль в свадебном шоу… извращение какое-то! Надеюсь, мне не придется целоваться с Лихамановым?

– Добродетель Фисбы будет вне опасности! – заверил режиссер. – Она общается с Пирамом исключительно через стену.

Общение и правда получилось милым. Клементьев и Лихаманов кокетничали друг с другом через нагромождение из стульев, а остальные участники спектакля валялись от хохота, держась за животы. Проблема возникла в финале диалога: несколько строф текста напрочь испарилось из Гришкиной головы. Лихаманов не растерялся и посредством собственного вольного переложения оригинала детально объяснил Фисбе, что он, как Пирам, хочет от нее, как от женщины. И, хотя Фисба была Олегом Клементьевым, ее щеки покрылись пунцовым румянцем.

Евгения Юрьевна застыла с открытым ртом.

– Да-а-а! Шекспир сегодня отдыхает! – потрясенно протянул Журавский. – Лихаманов, возьми книгу и отправляйся учить текст!

– Извините, Эдуард Андреевич, – виноватым тоном произнес Гришка. – Я слишком сильно вошел в образ!

– Не забудь выйти, – посоветовал ему вслед преподаватель и вызвал Гермию и Елену, занятых в следующем эпизоде.

Юные актрисы, кажется, вошли в роли не хуже Лихаманова. Они воспроизводили ссору героинь, но было ясно, что ругаются девчонки всерьез. Выплескивая ненависть, накопившуюся за два с половиной года, они с удовольствием обменивались репликами:

– Обманщица! Ты – язва, ты – воровка!

– Стыдись! Ты – лицемерка, кукла!

Однако, когда Лиза дошла до фразы: «Елена! Ты – раскрашенная жердь!», Белянская, славившаяся в школе своим ростом манекенщицы и неумеренным употреблением декоративной косметики, не выдержала:

– Эдуард Андреевич! Это уж слишком!

Лучинская обернулась к режиссеру и невинно захлопала ресницами:

– Это не я, это – Шекспир!

– Девочки, не ссорьтесь! – миролюбиво предложил Журавский. Снежана фыркнула и продолжила, ехидно глядя на соперницу:

– Ах, Гермия страшна бывает в гневе!

Она была уже и в школе злючкой,

Хоть и мала – неистова и зла!

– Не так уж я мала, чтоб не достать до глаз твоих ногтями! – возразила ей Лиза, всем своим видом подтверждая, что от слов до дела – один шаг.

– Лучинская, не смей мне угрожать! – в ярости взвизгнула Снежана.

– Так, девочки, это уже перебор! – наконец, вмешался Эдуард Андреевич. – Отложим ваш эпизод до следующей репетиции. В дальнейшем попрошу вас придерживаться текста.

Он оглянулся в поисках участников очередной сцены и увидел у стены Евгению Юрьевну. Журавский удивленно поднял брови и, вызвав «к барьеру» Степку Карнаухова, пересел к ней поближе.

– Посмотреть пришла? – шепотом спросил он соседку.

– Ага, – кивнула она. – У вас неплохо получается.

Эдуард Андреевич не смог удержать довольной улыбки.

– А что я тебе говорил?

Он с трудом оторвал взгляд от Жени и заставил себя вернуться вниманием на сцену, где прекрасная Елена соблазняла бессердечного Деметрия. Снежана уже успела переключиться с предыдущего диалога, насыщенного негативными эмоциями, и была настроена лирически.

– Ты притянул меня, магнит жестокий! – ласково вздыхала она по отвергавшему ее в данный момент герою, и плечи Деметрия-Карнаухова расправлялись прямо на глазах.