Евгения Юрьевна улыбнулась, и в глубине ее зеленых глаз сверкнула вечная, как мир, тайна:
– У Лизы роман с Гордеевым.
Журавскому понадобилось не меньше пяти секунд на осознание новости – и он потрясенно присвистнул:
– Повезло Виктору. А как же Сашка?
Леднева покачала головой:
– Ты же сам сказал: они с Лучинской дружат…
– Ага, а ты, значит, в курсе событий, – пробормотал задетый собственной неосведомленностью журналист. Раньше в его практике подобных проколов не случалось: он всегда считал, что видит людей насквозь! – На картах гадаешь или рассчитываешь математические ожидания?
– Тут скорее физика, чем математика, – поделилась секретом Евгения. – Когда Гордеев и Лучинская смотрят друг на друга – в воздухе начинает потрескивать электричество.
– Что, так серьезно? – усмехнулся Эдуард Андреевич. Ощущение «влюбленного» электричества было ему знакомо.
Женя кивнула, подарив ему еще одну теплую улыбку, и Журавский почувствовал, что сидеть в кресле стало как-то неудобно. Давненько он не был на свиданиях!
– Может, обсудим эту педагогическую ситуацию сегодня вечером? – придвинувшись к ней, интимным голосом проговорил он. – Пригласи меня к себе на ужин…
Шаг оказался неверным. Улыбка слетела с ее лица, и она, как ракушка, моментально захлопнула створки.
– Извини, мне пора идти, – поспешно засобиралась Евгения Юрьевна.
Журавский подскочил за ней вслед.
– Женя, стой! Вот, дьявол! – чертыхнулся он, запнувшись о ножку кресла, но все-таки успел схватить ее за руку.
Сузив глаза, она обжигающе грозно посмотрела на кольцо его пальцев на запястье, и пальцы разжались сами собой. Журавский неловко спрятал руку за спину.
– Хорошо, – вздохнул он. – Давай изменим формулировку вопроса: приходи сегодня ко мне? Тетя Маша будет дома, так что посягательств с моей стороны можешь не опасаться…
Леднева фыркнула:
– Можно подумать, что я тебя боюсь! Еще не хватало!
– Значит… часов в семь? – попробовал Эдуард взять ее «на слабо».
Все еще недоумевая, почему она поддалась на уговоры Журавского, ровно в семь вечера Евгения Юрьевна постучалась к соседям. Мария Васильевна ласково поприветствовала Женю и, приняв у нее из рук коробку конфет, засуетилась возле духовки, из которой доносились сладкие запахи. От помощи хозяйка категорически отказалась, и Евгении ничего не оставалось, как пройти в гостиную, где, расположившись на диване, Журавский читал свежую «Комсомолку».
– Нашел свою статью и упиваешься собственным остроумием или любуешься фамилией ее автора? – не удержалась от колкости Леднева. Эдуард слегка покраснел, и она рассмеялась. – Что? Я попала в точку?
– Твоя проницательность не заставляла тебя задуматься о карьере журналистки? – сделал он ей самый приятный, на его взгляд, из всех мыслимых комплиментов.
– Моя проницательность скорее заставляет меня задуматься о твоей карьере, – посерьезнела Евгения. – Статья и вправду хорошая. Скажи мне честно: что ты потерял в школе?
– Я не потерял, – со всей искренностью признался он. – Я хочу найти.
– О чем речь? – еще из-за угла прокричала тетя Маша, как будто не хотела застать молодых людей врасплох, и внесла в гостиную шикарный пирог с вареньем.
– О чем, о чем, о моей карьере, разумеется, – хохотнул Эдуард, отламывая кусочек пирога, за что получил от тетушки шлепок по настырным пальцам. – Кажется, у вас, дамы, другой темы нет!
– Да-да, – Мария Васильевна озабоченно покачала головой и начала расставлять чайные чашки. – Эдик меня очень беспокоит. Женечка, ну, хоть Вы ему скажите: глупо было бросать такую работу, не говоря уже о перспективах стать главным редактором!
