Сон Ястреба. Мещёрский цикл - страница 24
Тут-то он и наткнулся на взгляд заклятого врага. Н-да, Трифон выполнил обещание буквально – патриарх встретился с ним прямо перед приёмом Алексия. Обдав викария взглядом, полным кипящей ненависти, и спешно покинув палаты, Скоморох отправился к нищим приятелям.
Он ожидал застать веселье по случаю удачно завершённого переворота, или добрую пьянку по тому же поводу, но убежище встретило его деловой суетой. Сумконоши возбуждённо спорили, доказывали что-то друг другу. Они явно замышляли новые козни, готовили новую интригу.
– Вы разве не добились своего? – спросил Скоморох, устало присаживаясь на пол.
– Будем выступать против Филофея, – заявил с блеском в глазах Дед. – Да и с императора пора стянуть порфирные сапоги.
Часть Вторая
Запах наживы
Глава IX. Купец
Городец Мещёрский. Апрель 6862 года
Миновал День Гусениц, или как его называли иначе – День Выползания Змей. Весна разгоралась. У православных началась пасхальная неделя, а у лесных народов Канымы. Праздник не из шумных, скорее напротив – неделя покоя. Вплоть до самых земных именин, то есть до сева, природу тревожить было не принято. Вечерами не гуляли, громких разговоров не вели, по дорогам лесным предпочитали не ездить, а коли нужда возникала, шли тихо, словно без спроса по чужой земле пробирались. Даже запахами мещёрцы старались не волновать понапрасну лес. Смолокурни, коптильни, чадящие печи погасли, вонючие дубильные чаны были упрятаны до лета. Запах города, перебивая весеннюю свежесть, мог распугать зверя.
Великий был смысл в обычае народном. В эту пору природа пробуждалась, набиралась сил. Каждый нынешний день будущим богатством оборачивался. Зачем же самих себя разорять от глупого нетерпения?
После долгого зимнего затишья первый иноземный гость – большое событие для любого торга. Знающие люди поговаривали, что многое в хитром купеческом деле от зачина зависит. Весь год, мол, может первой сделкой как поповским благословением осенить. Правда, на Мещере и попам, и чужим приметам верили мало, торговали здесь всё больше вещами обыденными, привоз от соседей был невелик, а заморским товаром и вовсе не жили. Но всё же опытный народец лишним знаком брезговать остерегался. Поэтому стражники, что прохаживались вдоль берега, заметив чужой корабль, как-то непроизвольно подтянулись, расправили плечи, глянули друг на друга – достойный ли вид у княжеских порученцев, а, оставшись видом довольны, степенно направились к причалу.
Пришедший с низовий корабль выглядел тростинкой, изжёванной и сплюнутой какой-то чудовищной пастью. Доски на его боках разошлись, ощетинились щепкой, всюду открылись трещины, виднелись дыры, наспех заложенные просмоленной тканью. Один из боков был разворочен почти до самой воды. Прореху закрывал туго набитый чем-то мешок, запертый обломком весла, а целых вёсел по бокам ладьи обнаружилось только четыре из восьми.
– Оно понятно, – решили стражники, – реки совсем недавно очистились, и, видимо, бедолаги ещё застали на Волге ледяные поля, а то и пробивались навстречу плывущим льдинам. Суровые люди, эти первые гости.
Куда менее привычные повреждения можно было увидеть выше. Нос корабля был начисто снесён. На короткой подрубленной щегле нелепым пузырём обвис парус. В самом парусе зияла дыра с обгорелой каймой. Следы огня виднелись и повсюду на досках. Вряд ли парни с огнём не управились.
Тут, – решили стражники, – наверняка не обошлось без дорожных стычек.