Я – как богач, что всякий час бы мог
Своим богатством любоваться тайно,
Но медлит верный отпирать замок,
Чтоб не поблекла радость обладанья.
Нетрудно догадаться, что на самом деле его сокровище, его Друг, попросту редко дарил сочинителю свое общество.
Иногда поэт пытается в стихах «воспитывать» юношу, как, например, в сонете 54, где на примере розы, прелесть которой была бы неполной без аромата, объясняет, что человека красит не только внешность, но и верность. С этими поэтическими нотациями плохо сочетаются сонеты 57–58 – гораздо более прочувствованные и, по-видимому, вернее представляющие истинное положение, – в которых поэт, в крайнем самоуничижении, рисует картину рабской зависимости от объекта своего обожания.
Поначалу глухо, но затем все громче в стихах звучат упреки в адрес юноши – поэт обвиняет его в неразборчивости, нравственной незрелости.
Цветка обличье с запахом несходно,
Когда растет он рядом с чем угодно, —
пишет он в сонете 69, продолжая «цветочную» метафору. В этом и следующем сонетах упоминаются сплетни и пересуды, предметом которых был Друг, – факт, болезненный для автора «Сонетов», вопреки очевидности продолжающего верить в высокую нравственность своего прекрасного адресата.
Обожествляя юношу, поэт видел себя служителем своего кумира – единственным, кто способен запечатлеть Красоту в стихах и тем самым уберечь ее от разрушительного действия Времени. Однако судьба уготовила ему удар и с этой стороны – у него появился не просто соперник, но соперник-поэт. По-видимому, юный лорд стал привечать другого литератора, чем потряс автора «Сонетов». Для последнего драма усугублялась тем, что его соперник был человеком образованным, владевшим всем арсеналом новейших приемов стихосложения. Критикуя эти приемы за фальшивое украшательство и защищая свой стиль «правдивых и верных слов» (сонет 82), поэт в то же время остро переживает собственную «неученость» и мнимую неотделанность, безыскусность своих стихов. Естественно, почитателей Шекспира всегда интересовало, кому великий Бард отдавал пальму поэтического первенства, сравнивая (пусть иронически) его творчество с гордым кораблем, бороздящим океанские просторы (сонет 80). В отсутствие каких-либо документальных указаний на личность поэта-соперника, наиболее подходящим «кандидатом» считается Джордж Чапмен (1559–1634) – поэт, драматург и переводчик Гомера.
После сонета 86 прямое противостояние с соперником уходит со страниц «Сонетов», но прежние близкие отношения поэта с Другом уже не восстанавливаются. В стихах поэт театрально, с горькой иронией прощается с ним (сонет 87) и, давая волю разочарованию, резко отчитывает юношу – вплоть до того, что сравнивает его с «гниющей лилией» (сонет 94).
Сонеты 97–98, по-видимому, появились после длительной размолвки; они знаменуют примирение и начало еще одного – последнего – этапа отношений поэта с Другом. Сами эти два сонета очень теплы и лиричны, наполнены радостью возродившегося чувства. Однако возврат к прежнему оказался невозможен. Последующие сонеты, несмотря на отдельные декларации любви, свидетельствуют о нарастающем отчуждении и эпизодичности общения с белокурым красавцем.
Сонеты 109–121 в целом сумрачны по тону; сквозной темой в них является греховность: поэт откровенно, даже вызывающе признается в своих грехах, заблуждениях и изменах, от раскаянья быстро переходит к встречным обвинениям, клеймит за грехи всех окружающих и самого Друга.
