Что же делать поэту, столкнувшемуся с воплощенным идеалом красоты? Его миссия – служить этому идеалу своей поэзией, ограждая его от всеразрушающего Времени. И автор «Сонетов» возлагает на себя эту миссию. Он всей душой жаждет видеть совершенство, в которое уверовал. По его убеждению, идеальная красота должна сочетаться с идеальными душевными качествами, и он пытается играть роль ментора при юном красавце, призывая его в стихах к верности и правде. Вера в совершенство столь велика, что ее долгое время не могут разрушить никакие опровержения со стороны реальности.
Мировоззренческая и психологическая подоплека этой ситуации станет яснее, если учесть, что для автора «Сонетов», как и для многих людей Возрождения, мир пуст и равнодушен к человеку. Жизнью людей управляют далекие звезды, бессмысленные циклы мировых перемен и слепая прихоть Фортуны. Что ожидает человека за гробовой доской – неизвестно, определенно рассчитывать можно только на свидание с червями. Поэтому в «Сонетах» могила и черви упоминаются многократно, а Господь – ни разу. Во вселенной автора «Сонетов» место Бога занимает Друг.
Поэтом, уверовавшим в свою миссию священнослужителя при новоявленном божестве, овладевает гордыня. Обещая юноше бессмертие в своих стихах, он заметно увлекается и «бронзовеет». Громче всего уверенность автора в непреходящей ценности собственного творчества звучит в сонете 55, перекликающемся со знаменитой одой Горация «Exegi monumentum». При этом поэту, кажется, невдомек, что живому молодому человеку обещания такого бессмертия могли быть безразличны или даже досадны.
В этом – одно из проявлений двойственного характера сонетов «к Другу». С одной стороны, переживания поэта – тоска разлук и муки ревности – нашли в них очень яркое, предметное выражение. С другой стороны, Друг остается для нас фигурой призрачной – мы не узнаем никаких конкретных примет его внешности и поведения, не слышим его голоса. Да и сам поэт, возведя своего героя на пьедестал, зачастую больше занят своим служением и своей поэзией, нежели реальным юношей.
В конце концов, несмотря на все усилия поэта, кумир пал, произведя опустошение в душе своего жреца, который ожесточился на мир и пустился «во все тяжкие». Если здесь уместно говорить о морали, то проще всего повторить библейское: «не сотвори себе кумира». А можно еще раз удивиться неистребимости в человеке тяги к светлому и прекрасному.
Сонеты 127–152 имеют другой адресат – Темную Даму. Такое именование обусловлено тем, что у подруги поэта были темные волосы и смуглая кожа. Это обстоятельство важно потому, что, как объясняет сам автор «Сонетов», современный ему идеал красоты признавал только светловолосых, черный же цвет воспринимался как некрасивый, более того, считался атрибутом зла, что позволило поэту впоследствии называть свою даму «окрашенной злом» (сонет 144) и «черной, как ад» (сонет 147). Однако она предстает в его сонетах не исчадием ада, а просто земной женщиной – по-своему одаренной, следующей велениям своей женской природы.
Сонеты «к Даме» – тоже о любви, но, в отличие от сонетов «к Другу», любовь здесь не платоническая, а самая что ни есть земная. После короткой прелюдии (сонеты 127–128) поэт прямо, с небывалой откровенностью, пишет о том, что его связывает с женщиной, – о плотской страсти (сонет 129). Он знает, что такая страсть сулит только обман и опустошение, но не в силах не поддаваться этому обману снова и снова.
