– Одумайся, остановись! Пострадаешь не только сам, но заодно погубишь меня!
– Ты располагаешь фактами?
– Мне намекнули.
– Намекают знаешь где? В публичном доме! Когда стесняются напрямую попросить девку!
Константин подобрал книжку, направился на выход к воротам, и все-таки Кудеяров-старший догнал его, вцепился в рукав.
– Грех, грех! Гадишь в могилы отцов, дедов, прадедов! И я первый прокляну тебя, если не остановишься и не одумаешься! Не только прокляну, но и буду вечным и непримиримым твоим врагом! Пойду войной, жестокостью, беспощадностью!
– Делай как знаешь, брат. Ты старше, тебе виднее, – ответил с усмешкой младший, брезгливо освобождая руку.
В бараке ни души – все каторжанки ушли на смену. Сонька сидела возле буржуйки, в которой потрескивали дрова, ждала дочку. Вскоре дверь барака распахнулась, и к матери быстро направилась Михелина. Присела перед нею на корточки, спросила деревянными от мороза губами:
– Соня…Что стряслось? Меня торчила прямо из красильни вытащил, велел бежать к тебе.
Несмотря на арестантскую одежду, девушка смотрелась красиво, едва ли не игрушечно. Мать поцеловала ее с нежностью, усадила рядом с собой.
Та стянула рукавицы, подышала на озябшие пальцы.
– Пана Тобольского убили, – помолчав, сказала Сонька.
– Слышала. Тетки только об этом и судачат. Правда, что это сделал Михель?
– Так говорят.
– А что с ним теперь будет?
– Думаю, ничего. Подержат в карцере и выпустят. Сумасшедший, чего с него взять?
– Я его боюсь.
– Михеля?
– Да. Он, когда видит меня, всегда мычит и что-то пытается сказать. Как думаешь, он знает, что я его дочка?
– Вряд ли. Он знает только меня. – Сонька помолчала. – А вот пана Тобольского жаль.
– Ты любила его?
Мать усмехнулась, пожала плечами.
– Он любил меня. Всю жизнь.
– А меня зачем со смены погнали?
– Начальник распорядился.
Дочка села поудобнее, приобняла мать, почему-то перешла на шепот:
– Ты с ним разговаривала?
– С начальником?
– Да… Какой он из себя? Говорят, молодой.
– Молодой, – улыбнулась Сонька. – Симпатичный.
– С тобой нормально разговаривал?
– Вполне. – Воровка внимательно посмотрела на дочку. – Ты должна с ним познакомиться.
– Мам, ты чего? Кто он, и кто я.
– Он мужчина. К тому же молодой. Ему нужны женщины.
– Но почему я?
– Потому что здесь, кроме тебя, не на кого глаз положить.
– Ты хочешь, чтобы я…
– Хочу, чтобы ты завела с ним флирт. А дальше будет видно.
Михелина слегка отстранилась.
– Но я не хочу. У меня есть князь Андрей!
Мать жестко взяла дочку за локоть.
– Это нужно, Миха.
– Зачем?
– Чтоб бежать отсюда. – Сонька набрала новую партию дров, подкинула в печку. – Главное, что он из благородных. А благородными можно крутить как заблагорассудится.
– Благородные – глупые?
– Доверчивые. Их легче обвести вокруг пальца. Нужно только умело разыграть дурку.
Михелина откинулась назад, негромко рассмеялась.
– А если я по-настоящему закручу ему голову?
– Лишь бы не наоборот. Он очень интересный мужчина. Поэтому надо иметь холодную голову и ловкие руки.
– Золотые, ты хотела сказать.
– Я подумала, а ты сказала. – Мать приблизила к себе дочь, поцеловала в голову.
Неожиданно дверь барака распахнулась, на пороге возник сначала Кузьма Евдокимов, затем в помещение вошел поручик Гончаров.
Обе женщины при появлении начальника поднялись, он подошел к ним, улыбнулся Михелине.
– Ваша дочь? – спросил Соньку.
– Да, моя.
– Очень приятно, – Никита Глебович протянул девушке руку в тонкой лайковой перчатке. – Гончаров.
