Так бывает только в турецких сериалах, которые любит наша ма! Со всей дури толкаю Никиту в грудь и бегу за сестрой, которая демонстративно, даже театрально, разворачивается к выходу.
Только не это!
Глава 3
Выбегаю за ней на улицу.
– Карина! – кричу, чтобы остановилась, но она быстрым шагом сворачивает за угол бара в сторону чёрного хода. – Да, стой же! – скольжу до неё и хватаю за плечо.
– Как я тебя ненавижу! – произносит сквозь зубы и оборачивается.
Она злится больше, чем утром.
– Карина, я тут не при чем! Он сам… пьяный!
– Вот почему ты такая? – не слышит меня. – С самого детства всё портишь! Сперва родителей у меня забрала, теперь его! – машет в сторону бара.
– В смысле забрала? – имею в виду родителей.
– А ты думаешь, что тебя в детстве все соседи подкармливали? Печенья, конфетки! – шмыгает носом и смотрит с такой ненавистью, словно это не я, не еë сестра, а самый чужой человек на свете. – Потому что жалели! Потому что ты – жалкая! Жалкая ворона!
Я смотрю на неё и не знаю, что сказать. Уверена, она говорит со злости и всë неправда!
– Я – Верóна! – от холода дрожащим голосом правлю, а сама уже не знаю, кто я. Щиплет глаза. Наверное, потекла тушь и, возможно, она уже права – я похожа на ворону.
Карина травит взглядом и, вытерев слезы, поворачивается спиной.
– Ненавижу тебя! – кричит и сбегает прочь.
Я впервые в такой ситуации. Холодно, но стою, соображаю, что мне делать, стираю змейки слез. Зубы стучат, и тело трясётся с такой силой, что с трудом держусь на ногах, чтобы не поскользнуться. Карина растворяется в темноте.
А я слышу шаги за спиной. Хрустят всё ближе.
Окурок пролетает рядом и, ударяясь о накатанный снег, уголёк отскакивает в сторону.
Только Никиты не хватает, именно сейчас!
Не хочу его видеть, и чтобы видел меня, как я подавлена. Жмурюсь от злости и сжимаю замёрзшие пальцы. Хочу двинуть ему снова, но уже с такой силой, чтобы не смог встать.
– Ну, давай, что ты там хотел? Отодрать меня, как львицу?! – мой голос дрожит и, шмыгая носом, говорю громко, специально, чтобы точно услышал.
Когда чувствую, что Никита уже за спиной, я резко разворачиваюсь, занося в ударе кулак.
– По–твоему мне этого сейчас не хватает?! – кричу и бью со всей силы.
Но он ловит его своей ладонью, что приводит меня в большее бешенство и хочется выть от бессилия.
Глаза слезятся. Не могу понять, кто передо мной. Всматриваюсь.
Это не джемпер Никиты, а чья–то светлая рубашка под чёрным пиджаком.
Поднимаю голову.
Ромка, насупившись, смотрит мне в глаза и крепко сжимает мой кулак своей горячей ладонью:
– На львицу ты сейчас не очень похожа! – он делает попытку улыбнуться. –Скорее, на замёрзшего сфинкса. – Ромка отпускает мою руку и быстро снимает пиджак. – Накинь, а то заболеешь!
Протягивает его с какой–то жалостью во взгляде.
– Ты всё слышал, да? – ищу в его глазах то самое равнодушие.
– Нет! Только то, что ты Верона. – он ловкими движениями пытается накинуть пиджак мне на плечи. – Но это я и так знаю!
Я отстраняюсь, препятствую жесту внезапной доброй воли, а у самой зубы не сходятся.
Не нужна мне его жалость! Ни его, ни чья–либо ещё!
– Зачем ты вообще вернулся? – брезгливо морщусь и смотрю с презрением в глаза.
Я отталкиваю Ромку. Хочу вернуться за сумкой и пальто, сбежать куда–нибудь подальше, но от резкого движения нога предательски скользит на ребро.
Хруст.
Каблук сворачивает на бок и резкая боль в лодыжке. Заваливаюсь назад.
