Читать онлайн Верона Виера - С Новым годом, Италия!

Почти час я хожу вокруг стола, смотрю на телефон и не решаюсь позвонить домой. Сегодня суббота и по семейной традиции я обязана напомнить о себе: притвориться, что все в моей жизни прекрасно и я счастлива, ведь я живу в столице нашей необъятной Родины. А еще: что сбылась моя мечта, что я учусь в театральном, что у меня есть парень и что живу я в самом центре города.

Из всего этого правда только – последний пункт.

В театральный я не поступила, парня у меня нет и да, я не очень счастлива, потому что Москва – мое проклятье. Шумная всегда и везде, как и моя большая многодетная семья, от которой я сбежала полгода назад.

Быть младшей среди шестерых детей – то еще испытание для сверхчувствительного человека. Чрезмерное внимание к моей персоне сводит меня с ума. Маленькая, младшенькая, наша долгожданная – все это преследовало в детстве. Бомжиха, нищенка, нищебродка, и другие насмешки над моим гардеробом – в школьные годы.

А теперь: «Девушка, можно нам салфетки», «Девушка, можно нам соль», «Девушка, счёт, пожалуйста!» и коронное – «Девушка, давайте побыстрее, я очень тороплюсь!».

И шум, шум, шум. Бесконечный шум голосов.

Да, я – воробушек-социофобушек, добровольно застрявший в самом шумном городе страны. Я пыталась устроиться в библиотеку, но меня оттуда выгнали. Сказали, я слишком громко шикаю на читателей!

Поэтому, по совету преподавателя, который завалил меня на вступительных: «Иди в свой страх – там твоя сила!», я работаю в самом шумном месте Москвы. Как говорят местные – встретимся на Патриках!

Последний круг и я решаюсь… взять телефон со стола. Еще пять минут, и я решаюсь разблокировать экран. Еще минута и делаю видео-звонок. У меня есть несколько секунд, чтобы размазать улыбку по лицу.

– Привет, мам!

– Ну, наконец! Уже вечер, а ты не звонишь, – мама, как обычно начинает с кнута, – Ты там совсем не ешь в своей Москве? – немного осуждения, – Но все равно – ты самое красивое, что из меня вышло!

А вот и пряник!

Интересно, если я – самое красивое, то какие, по ее мнению, остальные пятеро детей?

Первый Марк – самый старший и самый умный, я бы дала ему такое звание. Мария – прожорливая гусеница. Она родилась второй по счету – любительница яблок, да и вообще, много и вкусно покушать.

Третья у нас Мирослава – самая хитрая из хитрейших, наглая из наглейших, своего никогда не упустит. Четвертой родилась Марина. Она самая мечтательная натура из всех нас. Нежная фиалка в поле с чертополохом.

И Макс – пятый и самый мой любимый родственник. Самый дерзкий хулиган на районе – любимчик девчонок. Только из-за него со мной дружили одноклассницы, а мальчишки, после разговора с ним, перестали меня донимать.

Разница в возрасте между мной и самым старшим братом – двенадцать лет. И вместо того, чтобы вырасти и разъехаться, мои братья и сестры тащат своих половинок в родительский дом. А он – не как Москва, совсем не резиновый, хоть и большой.

– Вечер у вас, мам, на Сахалине, а у меня еще утро, – продолжаю казаться выспавшейся и счастливой.

– Отец, дети, – мама кричит, зовет отца и свои от него многочисленные копии, будто ксерокс заклинило. – Ну где вы там все?

– Привет, Италия! – к ней подходит Марк со своей беременной женой.

– Привет, Италия! – жуя за кухонным столом, машет Мария.

Мама с телефоном проходит по комнатам.

– Чао, Италия! – наигранно приветствуя, вырисовывается Мирка из комнаты, пряча за дверью своего парня – рэп-звезду местного разлива.

– Привет, мой сапожок! – с лицом святой простоты в позе лотоса приветствует Марина.

– О, Итальяно! Че каво?! Как там Москоу? Невер слип? – мой любимый братец.

Отец заперся в туалете, поэтому трансляция продолжается без него.

Да, Италия – это я!

Нет, меня назвали не по примеру семьи Бэкхемов, не потому, что зачали в Италии. Просто, когда папа узнал, что снова будет девочка, а приличных женских имен на букву «М», по его мнению, не осталось, он психанул и разрешил маме самой выбрать имя будущему ребенку.

Я жила в животе безымянная до девятого месяца. И мама, будучи гормональной бомбой замедленного действия, очень любила смотреть плаксивые фильмы. Как раз за просмотром одного из таких, итальянской мелодрамы «Не уходи», где одну из главных ролей сыграла Пенелопа Крус, мама рыдала и ложками уплетала мороженое.

И в самый трагический момент, когда нищенка по имени Италия умирала после неудачно сделанного аборта, мама от избытка чувств подавилась пломбиром. Закашлявшись, она поняла, что у нее отошли воды.

Это был знак, потому что скорая не успела приехать и под стенания главного героя: «Италия, не уходи!», по накатанному пути – я за полчаса выбралась наружу.

«Она же – вылитая Италия!» – воскликнула мама, держа в руках сморщенную, больше похожую на старушку, чем розовощекого младенца, меня.

Спасибо, что не Пломбир, мама, а просто нищенка по имени Италия!

Да, я очень, очень, очень отдаленно похожа на Пенелопу Крус.

И вот, все мое семейство окружает маму со всех сторон.

– Пу-пу-пу-пу-у, – вижу, как папа, обмахиваясь «Сахалинским экспрессом» выходит из туалета. – О, вечерние новости! Привет, Италия! – папа сворачивает газету и прячет в оттопыренный карман трико. – Что там нового в Москве, Путина видела?

Снова натягиваю улыбку:

– Конечно пап, сидит в соседней комнате! – шучу.

– А где твой Антошка? Или Алешка? Или Андрюшка… – Папа пытается вспомнить, как я представила своего невидимого парня.

Я и сама не помню, как его назвала, надо где-то записать, если угадаю.

– Алешка, пап! – пусть он будет Алешкой. – Он… на работе.

Ложь во спасение меня.

– Вы уже три месяца живете вместе, а мы его не разу не видели! – мама делает кислое выражение лица и, оглянувшись на семью, ищет в них поддержку.

И не увидите, еще лет сто!

– Так это же Москва, мам! Тут дóма только спят, а в остальное время – или работают, или добираются до работы.

– А может его и нет? – Мирка вставляет свою ржавую копейку.

– А как я по-твоему поселилась в этой квартире, в самом дорогом районе? – продолжаю врать. – Он – бизнесмен, весь в делах, я сама его редко вижу.

Моя ложь растет как Мария после пары кусочков батона с салом.

– Блин, Итальяно, может все-таки за меня замолвишь ему словечко? – любимый братец Макс снова ищет способ разбогатеть нахаляву. – Я там порешаю ему проблемки… Может кто его прессует? Так я первым рейсом! Пусть только бабосы пришлет. Мм?

– Ага, и ты их спустишь на ресничных фей вместо билета! – закатывает глаза Марина, любительница всего натурального.

– Да-а… они зачетные! – за спинами слышу голос Миркиного рэппера, отчего ее лицо становится каменным.

И только мой старший брат Марк не выходит из роли умного человека, держит свои мысли при себе.

Воробей во мне уже готов улететь в окно, лишь бы трансляция прекратилась.

– Вот поедем к Италии на Новый год, и все с ним познакомимся!

Что? Куда? Почему?

– Ну вот, мать! – восклицает отец и бьет себя по карманам. – Опять сюрприз испортила!

Моя улыбка сползает с лица на несколько секунд, но снова появляется. Может мне неправильно послышалось, и они на Новый год собрались в Италию?

Но это маловероятно.

Не в этой жизни и не всей семьей.

– Я… я… Не… Не расслышала, связь плохая…

Мои губы, как голографическая картинка – изображают то грусть, то радость, и словно бракованные, ломаются на неуверенной грусти.

Мама же с блаженной улыбкой Иисуса смотрит в экран:

– Дочь моя, младшенькая, – еще немного и она пустит одинокую слезу. – Мы решили сделать тебе подарок, – мама выдерживает драматическую паузу под загадочные улыбки остальных у экрана. – Мы. Всей семьей. Приедем к тебе на Новый. Год!

Под радостные визги моих близких, но от Москвы дальних родственников, Кевин из фильма «Один дома» во мне кричит протяжное «Нет!».

Я с перепуга сильно зажимаю боковую кнопку телефона.

«Режим полета», «Без звука», «Перезагрузка», «Выключение» – экран предлагает выбрать.

А можно всë и сразу?

Пальцем мечусь между виртуальными кнопками. Еще пара секунд и, зажмурившись, касаюсь «Выключение». Мне нужно время, чтобы всë осмыслить и как минимум найти силы для смирения.

Я с детства мечтала оказаться на месте Кевина и очень ему завидовала каждый новогодний показ.

Проснуться на Новый год одной дома – моя заветная мечта и в этот – она должна была сбыться! А мое семейство решило все испортить.

И шум – это меньшее из зол.

Если папа узнает, что я врала, что я не поступила, что работаю в кафе, а квартира совсем не парня, которого у меня тоже нет – меня увезут обратно на остров Невезения, в Южно-Сахалинск.

И помру я в каморке-кладовке шумного дома в полном одиночестве, потому что другого места для меня там не найдется. Ведь все восемь комнат будут заняты братьями и сестрами, у которых появятся маленькие копии.

«Италия, не уходи!» – Кевин кричит сквозь мой разум.

Прости, Кевин, но Италия, как дырявый сапог, погрязла в собственной лжи. У меня есть три недели до Нового года, чтобы попытаться спасти его. И если сам Новый год уже обречен, то остальные пункты – имеют шанс на реанимацию.

Захожу в спальню и падаю звездой на огромную кровать. Полчаса смотрю на белый потолок в поисках плана. Но то ли кончились чернила, то ли недавнее потрясение сыграло свою роль – в голове такой же чистый лист.

Квартира досталась мне случайно три месяца назад.

Я сдружилась на подготовительных курсах с коренной москвичкой Соней. Квартиру подарил ей отец на восемнадцать лет. Он у нее какой-то крупный чиновник.

Мой отец на восемнадцать подарил мне невроз: переживая по поводу отсутствия в моей жизни друзей, на мой день рождения он устроил встречу одноклассников, пригласив двадцать пять человек на праздник, который я не хотела.

***

Соня не поступила вместе со мной, но ей, в отличие от меня, не светила ссылка на далекий остров. Ей светил светило – его святейшество то ли Бхакти, то ли Шакти… в общем, гуру-кришнаит родом из Сыктывкара, прозревший в одночасье. И ждал он ее на сказочном Бали, куда она и улетела в поисках просветления на зимовку.

А чтобы квартира зря не пустовала, разрешила мне пожить до марта. Я плачу только за коммунальные услуги. Они, между прочим, почти как стоимость квартиры на окраине Южно-Сахалинска – сомнительное удовольствие.

Избегая плотного скопления людей и пытаясь сэкономить на проезде, я нашла работу на первом этаже в кафе, официанткой. Платят не так много, но хорошие чаевые. Люди там едят не бедные. Главное, всегда улыбаться, что дается мне с трудом. Годы домашних тренировок в улыбках напоказ не проходят даром, поэтому у меня даже получается немного откладывать – на случай, если придется внезапно съехать.

***

Еще пятнадцать минут в позе звезды и меня поднимает звонок в дверь. Заставляю себя встать с кровати, тащусь к двери, шаркая по полу. Смотрю в глазок, а в нём чей-то глаз смотрит на меня. Жуть! Не успеваю я отпрянуть, как глаз уменьшается, отдаляясь, и вырисовывается полная картинка.

Стоит незнакомый мне парень, в красной вязанной шапке с подкрученными на несколько раз краями. Она, как тюбетейка, с трудом держится за его макушку, а из-под шапки торчит нахальная длинная челка. В ухе у него небольшое дупло, черный пуховик расстегнут, и под ним чёрная футболка с яркими надписями, которые, кажется, пропитали его кожу, потому что из-под футболки что-то похожее на дорожку из слов обвивает его шею. Ниже пояса – черные брюки с накладными карманами, а дальше не могу разглядеть. Но судя по типажу, там должны быть грубые ботинки.