Зачем так кричать.
– Я для этого и пришла….
С виноватым видом разматывая шарф, я перепрыгиваю осколки и забегаю в нашу подсобку.
– Теть Маш, уберите! – Таня кричит нашей уборщице в посудомоечный отдел и исчезает из вида.
Я скидываю пальто на старый диван, быстро поправляю прическу, заколов передние пряди невидимками и со скоростью пожарного, спешащего на вызов, меняю дутики на туфли на низком каблуке.
Я готова!
Тётя Маша еле слышно матерится, и веником сметает осколки в совок. Прижимаясь к стене, я прохожу мимо неё. Наша уборщица материт не только меня, но и вошедших обратно парней. Стараясь быть незаметной, я прибавляю шаг и захожу в шумный основной зал.
На главном входе висит табличка на дверях, оповещает посетителей снаружи, что кафе забронировано. Что может быть хуже полного зала?
Только три сдвинутых стола, за которыми сидят накачанные, татуированные парни и, не стесняясь в выражениях, обсуждают прошедший день.
Глянув в мою сторону, двое из них машут, растекаясь в улыбке.
Улыбаемся и машем!
Я улыбаюсь в ответ и тоже машу рукой, будто знаю их всю жизнь.
Но неожиданный низкий мужской голос рядом с ухом стирает мою улыбку:
– Вообще-то, они машут мне, мисс Италия.
Пу-пу-пу-пу…
В зале раздаётся громкий смех тринадцати парней за столом, и парочки за моей спиной. В аду, мне кажется, не так жарко, как горит мое лицо.
– Италия! – Таня ненадолго меня спасает, подзывает помочь.
Смешки постепенно становятся тише и переходят в шепот о том, действительно ли так меня зовут. Таня ставит на поднос стаканы с виски, лед отдельно и придвигается, навалившись на барную стойку.
– Видишь того в шапке? – она взглядом кивает за мою спину. Я не оборачиваюсь, потому что понимаю, что она про Лекса. – Знаешь кто такой?
Киваю.
– Ди-джей Лекс.
– Это фигня… – она морщит нос. – Он племянник нашего крокодила.
– А почему меня вызвали? – шепчу недовольно в ответ. – У меня же выходной.
– Лизку опять стошнило с утра, её отпустили. Мне кажется, она беременна. А Светка сказала, что не в городе.
– Она всегда так говорит, когда выходить не хочет, – украдкой поглядываю на парней.
– В общем, племянник тоже вроде при деньгах. Петрович противился, мол теряет много, а он взял и оплатил аренду до закрытия, прикинь?!
До самого закрытия? То есть на отдых мне остается всего день.
– И сбегал сам за тобой, когда шеф дал адрес. – Она ставит еще один разнос, на каждом по восемь стаканов. – Ладно, неси! А я за закусками.
Вздохнув, я беру с барной стойки первый и, осторожно ступая, несу тяжелый разнос к сдвинутым столикам.
Голоса ненадолго становятся тише. Парни внимательно смотрят, как я ставлю его на край стола, а потом возле каждого по одному стакану.
– Италия, – когда я опускаю стакан возле одного из парней, тот берет меня за запястье, останавливая мою руку и поглядывая на Лекса. – У тебя парень есть?
Как мне сейчас не хватает Макса! Он бы быстро ему пояснил за жизнь и за меня.
Остальные, молча, ждут ответа, сдерживают смешки.
Краснея, я пробегаю взглядом по всем и выдергиваю руку, выдавливаю из себя улыбку.
– Общение на личные темы не входит в перечень моих услуг. Приятно вам набухаться. То есть отдохнуть.
Я быстрым шагом отхожу от стола. Смешки больше не сдерживаются, но Лекс их обрывает, переводит тему.
Таня несет закуски, а я трясущимися руками – второй разнос.
За всё время – это мой самый тяжелый рабочий день!
Если обычно поток посетителей скоротечен и внимание мимолетно, так что я даже не успеваю запомнить лиц, то после этих гостей с их насмешками, я узнаю каждого в толпе.
