Даша, растерявшая в нервных переживания последние запасы моральных и физических сил, даже не пыталась перебить Муратова, хотя его трактование ее затянувшегося молчания и было ошибочным.
Невольно сжавшись под влиянием чеканящих интонаций его голоса, не оставлявших у нее ни капли сомнений: если она когда-нибудь посмеет обмануть Артема Муратова, о его человеческом к ней отношении можно будет навсегда забыть, — она позволила ему договорить до конца и затем объяснилась сама:
— Нет, я просто пыталась собраться с мыслями, а не придумывала, что бы такое соврать, — произнесла она сипло, однако не без полускрытой язвительности. — Просто... стремно признавать вслух, что родная мать, как выяснилось, ценит меня меньше, чем отца, который... — Тут давящий в горле ком накопившихся слез заставил ее ненадолго умолкнуть и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. — Она не слышит меня. Не хочет смотреть в лицо фактам. А может быть, слышит, но делает хорошую мину при плохой игре? Этот вариант ужасает меня больше всего. Что, если в глубине души она знает, что он сделал с ва... — твоей — сестрой? Что, если она знает, но предпочитает правде комфорт обычной жизни?
— Я не могу ответить за нее, — напомнил Артем, когда Даша опять надолго замолчала. — Ты из-за этого здесь оказалась?
Она пожала плечами.
— И да и нет. Мы ведь еще вчера поссорились из-за ее отношения ко всему, но сегодня я пришла домой, и она с порога начала говорить оскорбительные вещи, называть меня иждивенкой, требовать, чтобы я пошла работать, потому отцу вдруг стал нужен адвокат. — Теперь слова рвались из нее сами, и вместе с ними выплескивалась боль разочарования, неверия и обиды. — Когда она сказала про работу и деньги, я не смогла промолчать. Все знают, что в мединституте, по крайней мере в нашем, нельзя прогуливать, что нас отмечают на парах и любой пропуск придется отрабатывать, иначе будет незачет. Как, по ее мнению, я буду совмещать работу, даже на несколько часов в день, с институтом? — Давящее ощущение в грудной клетке усиливалось, Дашино дыхание становилось все более громким и прерывистым, но она уже не могла остановиться и не чувствовала текущих по коже лица слез. — Почему она думает, что я должна спасать его от того, что он сделал? Я... я не могу. Я же видела, что он сделал. Почему я должна все бросить ради отца, на которого больше даже посмотреть не смогу, как раньше?
— Даша... — Ее предплечья неожиданно коснулась теплая мужская ладонь. Вздрогнув, Даша подняла голову и сквозь пелену набегающих на глаза слез, встретилась с будто понимающим и сочувствующим взглядом Артема. — Дыши, слышишь?
Она заторможенно кивнула и, сопротивляясь прокатывающимся по телу судорожным спазмам, втянула в легкие побольше воздуха. Сфокусировавшись на Артеме, успевшем присесть рядом с ней на корточки, на тепле его руки, на близости его лица от своего, Даша постепенно замедлялась и успокаивалась.
— Спасибо, — поблагодарила она, когда уверилась, что сумеет просто заговорить без риска нового всплеска всхлипов и рыданий.
Артем резко кивнул и поднялся.
— Пойдем, покажу тебе, где можно поспать. Хватит с тебя на сегодня.
