Он пригладил отросшие космы, прихватил котомку, спустился на кухню и там увидел хозяйку. Она занесла в дом кипящий самовар. Прошка церемонно поблагодарил за ночлег, поклонился, а сам всё заглядывал в глаза тётке Клавдии: остановит она его или нет?
– Обожди, куда бежишь? Рукомойник на стене, утиральник на гвозде. Умывайся и садись с нами чай пить.
Угощение было хорошим: высокая стопка горячих румяных блинов на блюде, кринка кислого молока.
Хозяйка подвинула ему плошку с растопленным скоромным маслом:
– Бери, в масло обмакивай и ешь.
Прошка заметил, как по столу резво побежал таракан, и безотчётно прихлопнул его ладонью.
– Вот пакость! – закричала тётка Клавдия, гневно посмотрела на Настёнку и отвесила ей звонкую затрещину. – Дура непутёвая, ума с горошину! – продолжала греметь хозяйка. – Сроду у меня прусаков не было, ты на кой эту дрянь в хату притащила?!
От Настёниной заносчивости не осталось и следа, она сжалась и пролепетала:
– У нас бают, что тараканы – к деньгам. Бабка Дарья всем даёт, у кого нету.
Тётка Клавдия пристукнула чашкой о блюдце и ещё больше рассердилась:
– «К деньгам»… Гля, экая дура! Разута-раздета? Жрать нечего? Другие от голода мёрли, а ты хлеб аржаной без счёту и пироги белые трескала! Чтоб вывела мне эту дрянь! Чтоб ни одного прусака я не видела! – Она успокоилась и совсем другим, подобревшим голосом сказала Прошке: – Матки и батьки у тебя нету, дядя помер – карты мне открыли, а оне не врут.
Прошка оробел.
– У дяди есть жена, тётя Ксеня.
– На кой ты ей? – отмахнулась хозяйка. – У ней вон своих ребят трое, мается с ими одна. Накормит тебя, полтину сунет: «Ступай в приют, там за тобой пригляд будет, а мне деток без мужа подымать».
– И что же мне делать? – пригорюнился Прошка.
– Хочешь, дак оставайся у меня насовсем. У меня хозяйство: позьмо, огород, лошадь, качки да клушки с кочетом. Будешь работать, я буду тебя кормить, одевать. И научу всему, что сама умею.
Прошка чуть улыбнулся:
– Ткать и прясть?
– Ну! Это бабья работа… Для тебя учение будет сурьёзное.
Тётка Клавдия была совсем не похожа на учителку. Уж не на картах ли гадать она учить хочет?
– Догадливый! – похвалила тётка Клавдия. – Родовой, не обозналась я. Волос белый, глаз чёрный… Ну что, остаёшься?
Он посмотрел на Настёну – та сидела ни жива ни мертва: глазищи голубые по пятаку, губу закусила.
– А драться не будешь?
– И пальцем тебя не трону, – пообещала тётка Клавдия.
– Тогда я останусь, – после недолгого раздумья проговорил Прошка.
Что-то грохнуло, ему показалось – гром, но это вскочила Настёна, перевернув табурет, кинулась в закуток и там зашвыркала носом.
Тётка Клавдия сказала раздражённо:
– Вот дурная девка, кукла с глазами! Полно реветь, иди курей выпусти да покорми. Курятник почисть.
– Я могу… – жалея Настёну, подал голос Прошка.
– А ты сегодня отдыхай. Погуляй, осмотрись. В первый день я работать не заставляю. Да обожди, сейчас я тебе одёжу дам, хорошо, что припасла. Срамота, в рванине ходишь.
Хозяйка ворковала, голос её был ласковым и мягким. Она ушла за занавеску и вернулась с новёхонькими штанами и белой домотканой косовороткой.
– На-кась, примерь. Вот ишшо куплю тебе обутку, будешь щеголять не хуже барского сынка.
Прошка надел обновки, закатал великоватые штаны. Благодать, живи – не тужи!
