Останавливает меня жестом:
– Лежи, не провожай, что я, дороги не найду? А насчёт тебя, Ло, передам дежурным, что ты здесь зависнешь. Так и скажу: вам обеим нужны положительные эмоции, а для женщин лучше нет, чем поговорить вдосталь. Всё, пошёл. Завтра загляну.
Озадаченно гляжу ему вслед.
– А по коридору не быстрее будет? Вы же наверняка тут неподалёку обосновались, зачем через парк тащиться? Сам же сказал – дождь на носу.
– Зачем-зачем, – бурчит Лора. Шарит вокруг себя. – Подушки лишней не найдётся? Всё бы ничего, да вот мелочи этой не хватает для уюта. Странно: в походах обычно про это не думаешь, там не разнежишься…
– Лора! – говорю строго. – Не уклоняйся! Ты что, время тянешь, что ли?
– Тяну, – уныло признаётся. – А что делать? Небось, к Васюте пошёл, его же куда-никуда на ночлег пристроить надо да заодно доложить, что ты в порядке. Вот как мне о таком говорить, сама подумай?
Всё-таки не показалось. Его это был взгляд, Васютин.
– А что же он сам не явился?
– Он не придёт, Вань, – У Лоры аж голос подсаживается. – Ему Персиваль запретил строго-настрого, да ещё и при нас, чтобы мы, как общие друзья, не разрешали вам сходиться. Нельзя вам сейчас даже стоять рядом. Ты только не волнуйся…
Меня пробивает нервный смех.
– Да что вы со мной, как с умирающей, носитесь? Лора, ты мне это прекрати. Я же не в пустыне живу, не ты, так кто-то другой всё расскажет. Давай уж, не жмись.
– У него жена осталась, там, в Ново-Китеже, – опустив глаза, тихо говорит подруга. – Наречённая… Перстень он ей свой именной оставил, а пожениться не успели, князь-отец был против. Она его все эти годы ждала, не одна ждала, с дочкой. Вот Вася теперь промеж вас и мечется, никого не хочет бросать.
И впивается в меня взглядом. Только я-то спокойна.
– Знаю я про его Любушку. Была у русичей – заглянула к Васе домой, а там у меня Дар, зараза, сам начал работать, никто его не просил. Должно быть, когда хлебный ритуал проводили, я его к развитию и подтолкнула, вырос он, понимаешь ли…
Лора прижимает руки к груди, совершенно по-девчачьи.
– И что?
– Что… – невесело усмехаюсь. – Ничего хорошего. Вещи со мной стали говорить, прошлое показывать – и своё, и хозяев. Вот я и узнала: и про Любаву, и как Васюта по ней тосковал, вернуться хотел. И её саму видела, с кольцом обручальным. Достаточно, чтобы понять.
Невольно потираю грудь – что-то сердце защемило.
– А главное – похожи мы с ней, она разве что помягче будет да лицом понежнее, одно слово – княжна, лапушка. Ничего не говори, не возражай. Её он любил во мне, Любаву.
Надо же, хоть и свыклась, а всё равно горько.
– Вот тогда я этот свой Дар возненавидела. Глупо, да? Иногда спокойнее не знать, а тебе всё равно правду в нос тычут, а кому это приятно? Наверное, поэтому он от меня и ушёл, и портал тут ни при чём.
Стук в дверь прерывает мои откровения. И очень хорошо, а то у Лоры подозрительно увлажнились глаза, вот-вот – и кинется на шею… Сестричка Диана явилась предложить нам ромашкового чаю. Она вкатывает столик с горкой печений и сладостей и, конечно, двумя чайничками – я чувствую слабый аромат мяты, опостылевшего валерианового корня, и, кажется, пустырника. Видимо, индикаторы на браслетах всё-таки отметили повышенный эмоциональный фон, а я-то думала, что спокойна…
Небо раскалывается с оглушительным треском. Посуда на столе дребезжит, а парк за окном за несколько мгновений загорается, объятый белёсым сиянием. Даже не дрогнув, леди Диана проверяет, плотно ли закрыты окна, задергивает шторы наглухо и, очевидно, использует что-то ещё, поскольку шум дождя становится едва слышным.
