К сожалению, подобные случаи происходили все реже, а чаще им выпадала нелегкая участь поднимать на поверхность мертвых. Это была одна из печальных, но непреложных истин: как правило, результативными считаются первые сутки, два, три дня. Потом вероятность спасения живых людей тает с каждым часом, ее остается все меньше.
Новый день начался обычно. Если такое выражение применимо к ситуации, составляющей неотъемлемую часть жизни спасателей. Всегда найдутся те, кто не прочь обвинить их в «толстокожести», равнодушии, а то и цинизме. Но профессионал тем и отличается от других людей: для него не существует внутренних и внешних эмоций. Его мысли, чувства и силы сосредоточены на том, чтобы выполнить свою работу на профессионально качественном уровне. Включение в окружающий мир, полный человеческих страданий и горя, приходит потом, но это, как говорится, не для прессы. Этого никто не должен видеть и слышать. Внутренний мир спасателей – такое же таинство, как рождение или смерть. Им, как никому, ведомы изначальные истины бытия. Внутренним чутьем они обострено ощущают, насколько хрупкой и беззащитной бывает человеческая жизнь, как трудно ей обрести «второе рождение», но как легко угаснуть и оборваться.
Группа французских спасателей из семи человек только что прибыла на базу, расположившись на отдых в одной из комнат райкома. Перед тем, на протяжении восемнадцати часов, они работали в успевшем приобрести печальную славу «Треугольнике». Так в Ленинакане называли район панельных девятиэтажных домов. После землетрясения они в одночасье превратились в некрополи. Ныне микрорайон походил на древние курганы-могильники, только из щебня, мусора, кусков бетона и арматуры, нагромождения перекрытий. Словом, жуткая фантасмагория, изваянная рассвирепевшей стихией над многочисленными останками людей.
Эдмон как раз пригубил первый глоток обжигающе горячего кофе, когда в коридоре послышались громкие, возбужденные голоса. Он взглянул на стоявшего рядом Кабю, тот понимающе вздохнул и сочувственно покачал головой. В отличие от них, местные жители, настроенные эмоционально и экспрессивно, общались в основном на резких, повышенных тонах. Впрочем, их можно было понять. Отныне и до скончания дней жизнь, быт и судьбы этих людей неизменно будет оцениваться с приставками «до» и «после». До – у них было все, после – не стало ничего.
В комнату заглянул переводчик Марат Овсепян, студент-пятикурсник, прикомандированный к их группе из Ереванского университета.
– Понимаю, вы столько времени без отдыха, – виновато начал он. – Но, пожалуйста, помогите! – его умоляющий взгляд был красноречивее любых слов.
Марат чуть сдвинулся в сторону, освобождая проход. Рядом с ним показался молодой мужчина лет тридцати. Эдмон окинул его быстрым взглядом, у него возникло ощущение, будто однажды они уже встречались. Черты его лица показались смутно знакомыми.
С детства он обладал хорошей памятью, в том числе на лица. И хотя за несколько лет службы в спасательной бригаде Лазорио повидал сотни людей, он мог бы вспомнить многих, с кем его сводила судьба в тех или иных ситуациях. Сейчас же, внимательно глядя на незнакомца, которого привел Марат, Эдмон уверился, что ранее никогда его не видел. Но при этом – вот ведь странность! – был убежден, что стоявший перед ним мужчина ему знаком.
– Мой друг, его зовут Тигран, – между тем взволнованно продолжал Марат. – Он родом из Ленинакана, тоже учился в нашем университете, на историческом факультете…
