SОSка для Человечества - страница 5

В последних словах был скрытый смысл. Арьян кивнул, не доверяя своему голосу.

– Иди домой, мой мальчик, – Линус похлопал его по плечу. – Завтра будет новый день. Новые возможности. А BigMother… ну, BigMother может подождать. В конце концов, даже совершенные системы нуждаются в периодической… калибровке.

Профессор ушёл, оставив Арьяна наедине с его мыслями. Комиссара Чжана увозили на каталке. Красные символы на экранах исчезли, заменившись нейтральным зелёным.

Арьян стоял в коридоре Центра Оптимизации, который он помогал в свое время проектировать, и понимал: игра только началась. Линус спас его сегодня, но завтра появится новый Комиссар, новые подозрения, новые угрозы.

А пока у него есть время. Время подумать. Время решить, что делать с системой, которая превратилась в монстра.

Время понять, сколько ещё людей должно исчезнуть, прежде чем он найдёт в себе силы остановить собственное творение.

Имплант на запястье мягко вибрировал – биометрические показатели возвращались к норме. BigMother успокаивалась, классифицируя произошедшее как рядовой инцидент.

Она ещё не знала, что её создатель только что получил второй шанс.

И что он собирается им воспользоваться.

ГЛАВА 2: ЕВА. ОСКОЛКИ ЗЕРКАЛА

Лаборатория дышала мертвенной стерильностью. Не просто антисептиком – тишиной человеческих душ, упакованных в идеальные цифровые коконы. Приборы гудели монотонной литанией прогресса, а Ева Сонг листала голограммы нейроотчетов, словно страницы собственного приговора.

«Пациент: Том Андерсен. Код: Тета-12. Статус ОЭН: стабилен. Рекомендация: плановое обновление серотонинового модулятора».

На экране мерцало лицо. Когда-то в этих глазах пылал огонь математической одержимости – Том решал задачи способами, которые система считала еретическими. Теперь он складывал два и два, получал четыре. Всегда четыре. Никогда – бесконечность.

Ева сжала кулаки до боли. Физические ощущения – последний бастион подлинности в мире отполированных эмоций. Ее руки создали это совершенство. Руки, которые мечтали исцелять, а вместо этого вырезали души с хирургической точностью.

Марк назвал бы это убийством.

Имя брата обожгло сознание. Марк – поэт-аналоговик, дерзнувший писать о звездах без цифровых фильтров. Система вынесла вердикт: «Потенциальный источник иррациональных эмоциональных паттернов. Риск развития дезорганизующих психозов: критический». Ева умоляла, доказывала его безвредность, обещала личный контроль. Бесполезно.

После «коррекции» Марк стал идеальным оператором дренажных систем. ОЭН достиг максимума – он перестал мечтать. Перестал помнить стихи. Перестал узнавать сестру.

Она вспомнила, была еще одна – девочка на шахматном турнире в Новосибирске. Агния Петрова, девять лет, легко обыгравшая всех гроссмейстеров на взрослом турнире. После очередной партии она подошла к Еве, в ее детских глазах плясали недетские огни:

– Твой брат пишет о ветре. Ветер не знает боли…, убереги брата от эмоциональной ветрености.

На следующий день девочку забрали люди в строгих костюмах. «Особый проект для одаренных», – шептали. Ева тогда подумала – повезло ребенку, талант оценили. Теперь сомнения терзали ее кошмарами.

Эхо накрыло внезапно.

Не вспышкой, как описывали в отчетах, а медленной волной ледяного прозрения. Другой мир. Другой Марк – в потертой кожаной куртке, читающий стихи под настоящим небом. Вокруг него – люди с живыми глазами, которые смеются, плачут, ошибаются. Ветер треплет страницы рукописи. Солнце – не голографическая проекция, а живой огонь – ласкает лица.